знания должны были гарантированно обеспечить высокий профессиональный уровень флотских офицеров. Такой взвешенный подход вызывал во мне изрядные сомнения, но ради достижения заветной цели я, прирожденный гуманитарий, готов был с головой погрузиться в изучение точных наук. Бросив вызов вялотекущему времени, я решил, оставаясь в глухих стенах лицея Святой Женевьевы, осилить подготовительный курс для поступления в Морскую академию не за два отведенных на это в обычных условиях года, а вдвое быстрей – за год. Не отдавая себе в этом отчета, я спешил жить. Я, строго говоря, всю жизнь спешил заглянуть за ближайший поворот.
В математике, еще с Буржа подспудно подумывавший о литературной карьере, я был откровенно слаб. Но, Боже милостивый! Если другие могут осилить этот редут, смогу и я. Время, окружавшее меня, как кокон, из которого не выбраться, сжалось и наполнилось формулами и цифрами. Они составляли мою жизнь, ограничивали кругозор. Они принуждали мыслить абстрактно, и я не уставал благодарить судьбу за то, что с малых лет был не чужд абстрактному воображению: со времен Ранси находил мир в ирреальном освещении. И теперь, сидя за учебниками, мне не приходилось изумляться холодной абстрактной мощи математических формул. Они вписывались в неординарную систему моего восприятия мира… В таком плавном движении неделя шла за неделей, месяц за месяцем.
Все имеющее начало приходит к концу. Закончилось и мое форсированное наступление на науку, и просьба о приеме в школу морских офицеров вместе с результатом предварительной учебной проверки была отправлена. Оставалось ждать решения приемной комиссии.
Нет ничего тягостней ожидания – будь то немое сидение в военной засаде, ожидание чуда или ожидание Годо. Но и ожиданию решения комиссии, как всему на белом свете, пришел конец – я был принят. Надо признать, что моя принадлежность к высокой дворянской знати сыграла здесь не последнюю роль: флот традиционно проявлял слабость к выходцам из аристократических семей.
Отец, к которому я поспешил с новостью, был доволен. Выслушав мой рассказ и задав несколько уточняющих вопросов, он поднялся из-за стола, открыл сейф, достал оттуда переходивший из поколения в поколение золотой перстень с выгравированным на нем гербом семьи д’Астье и надел его мне на безымянный палец левой руки.
3. Мир моря
Морские офицеры, ведущие, как собачек на поводке, бронированные громады по морям и океанам, – элита армии, гордость нации. Слабакам здесь не место, спаянное офицерское братство отторгает их, как ненужный балласт… Так я рассуждал, широко шагая по брусчатке Брестского порта к Военно-морской академии, где мне предстояло начать новую жизнь с чистой страницы, на которой не было отведено места ни для стихов, ни для зарисовок. И тем не менее я не собирался расставаться с верной записной книжкой, уверенно лежавшей в глубоком кармане моей куртки: служба службой, а тяга к писательству останется при мне.
Брестский