гуськом на сцену.
– Я ещё раз спрашиваю: все слышали, что этот вот гражданин обязался взяться за дело четвертьвековой давности и распутать его «от и до»?..
– Все слышали. – черти взволнованно закивали головами, с явной укоризной бросая взгляды на Евпсихия Алексеевича.
– В таком случае, могу ли я считать себя избавленным от обязанности самому нести ответственность за это дело?
Черти загрустили ещё больше, переглядываясь и переминаясь с ноги на ногу.
– Я хочу добиться от вас внятного ответа, поскольку если такового не добьюсь, то буду жаловаться херувиму-надзирателю, а он с минуту на минуту должен прийти сюда… Итак, я ещё раз вас спрашиваю: могу ли я беспрепятственно покинуть Тартарары, считая себя ни в чём невиноватым перед миром живых, дабы со спокойной совестью уйти в мир блаженства и упоения?
– Чего уж теперь. Свободен ты, дядька, ловко вывернулся. – произнёс конферансье голосом, внезапно сменившимся с манерно-угодливого на пронизывающе-холодный. – Кто-то хорошо молится за тебя, дурака, на земле, его и благодари.
– Это уже моё дело, кого благодарить, а ваше дело отпустить меня с Богом из вашего поганого театра в места обетованные, я здесь задерживаться не намерен. – и следователь Крокодилов бросил свиток театральной программки под ноги, чтоб резво растоптать его и пнуть в зрительный зал, в свалку мусора.
– Аминь. – произнесло нечто громогласное за кулисами, в воздухе хлёстко щёлкнуло, пространственные ориентиры внутри театра рассыпались и расплылись, и следователь Крокодилов мгновенно исчез.
– Вот теперь можно и выпить за упокой его души! – возвестил голос за кулисами.
Театр принял свой прежний замызганный, но пафосный вид, и артисты покладисто захихикали, ожидая беспросветной праздничной пьянки. Кто-то из шебутных музыкантов поспешил радостно вдарить по струнам, но чёрт-конферансье остерегающе приподнял руку. Он явно имел свою подленькую мысль на уме и не хотел себя сдерживать.
– Евпсихий Алексеевич, родненький. – широко раскрыв объятия, чёрт-конферансье спустился со сцены и направился к Евпсихию Алексеевичу. – Теперь от вас зависит, останемся ли мы без работы и пойдём по миру побираться, или всё-таки продолжим зарабатывать на кусок хлеба?.. Не хотите ли умереть прямо сейчас, чтоб исполнить обещанное?.. Мы это легко устроим. Делов-то.
– Как это – прямо сейчас? – вздрогнул Евпсихий Алексеевич.
– Да очень просто. Я ручонку свою просуну вам в глотку, душу вытяну – считайте, что вы и померли. Приятели к вам в квартирку ворвутся, а там всё очень прилично и красиво: гроб, бездыханное тело в гробу, умиротворение!.. Соглашайтесь, Евпсихий Алексеевич, вы нам здесь очень нужны!..
– Нет уж, позвольте, я удалюсь. А всё, что обещал, исполню самым надлежащим образом, но в состоянии более мне привычном и желанном. Уж позвольте.
– Оставайтесь, у нас Евпсихий!.. не кочевряжьтесь!..
Вся театральная нечисть, притягательно-паскудно улыбаясь и протягивая ручонки, принялась приближаться к Евпсихию Алексеевичу,