с ума. Что Рудэна мертва и уже никогда не тронет его. Что страхи эти терзают его лишь потому, что он позволяет им жить внутри себя – но никакие доводы разума не помогали. Ему хотелось бежать, не разбирая дороги, и он сбежал бы – если бы знал, куда.
– Спаси меня, Звезда… – прошептал Индрэ и, уронив лицо на ладони, с трудом подавил душивший его всхлип. Даже здесь, наедине с собой, нельзя было отдавать боли власть над собой.
– Мастер…
Индрэ вздрогнул, услышав знакомый голос в тишине, и мгновенно выпрямился, поняв, что находится в комнате не один.
– Керве? Откуда ты здесь?
– Да, мой господин.
Непривычно прошуршали в темноте чужие грубые одеяния, и Индрэ увидел во мраке лицо слуги. Керве стоял на коленях, подле его кровати, и Индрэ невольно подумал о том, как давно тот находится здесь и не говорил ли он сам во сне?
Индрэ облизнул губы.
– Принеси мне попить.
– Простите, мастер, здесь нет стакана для воды. Станете ли вы пить из моих рук?
Индрэ издал сухой смешок.
– Они боятся, что я покончу с собой?
– Даже я этого боюсь.
Индрэ качнул головой.
– Нет. По крайней мере, не сейчас.
Наступила тишина. Каждый думал о своем.
Затем Индрэ произнёс:
– Керве, я рад, что ты здесь. Не уходи далеко, посиди со мной.
Керве кивнул.
– Попытайтесь уснуть. Завтра будет тяжёлый день.
Уснуть Индрэ, конечно же, так и не удалось. Он лишь проворочался с боку на бок, не в силах избавиться от опасений, что Керве сумеет подсмотреть его сны, пока за окном не зарделся рассвет.
– Сколько времени? – спросил он, неподвижными глазами глядя в потолок.
– В третий раз прокричали петухи, и часы на башне пробили восемь раз.
Индрэ кивнул.
– Четыре часа… – медленно произнёс он. – Прикажи подать воды. Скажи им, что я не утоплюсь.
– Полагаю, они не разрешат мне помогать вам. Сами знаете почему.
Индрэ поджал губы, но кивнул. Он знал Керве так давно, что казалось, тот сопровождает его всю жизнь, хотя на самом деле Керве посвятили ему, когда тому было двенадцать лет – а самому Индрэ шестнадцать. Через два года после того, как Рудэна стала его женой и госпожой, и жизнь Индрэ превратилась в Ад.
– Пусть пришлют этого мальчика, – сказал он, – он уже видел всё, что мог. А ты… – Индрэ пощупал скулу, где продолжал наливаться синяк, – скажи, что я отказываюсь появиться на церемонии так. Мне нужна маска или ещё что-нибудь.
Керве вышел, а Индрэ произнёс в пустоту над собой:
– Четыре часа. Твой план был бесподобен, Индрэ. Здравствуй, новый день.
И эти четыре часа он провёл, пытаясь привести себя в порядок: сначала загримировать синяк, потом – прикрыть его волосами. Наконец, бросив гребень на пол и пинком отправив в дальний угол, взялся за белую фарфоровую маску, скрывавшую пол-лица. Наложил её и поморщился от боли, но затем завязал шёлковую ленту на затылке и, немного успокоившись, решил:
– Пойду так.
Индрэ