подождите… Это который Порфирий Степанович? – вдруг насторожилась Силуянова.
– Профессор Сомов… – Иван не успел договорить.
– Неужели?! – воскликнула Железная Ната. – И он вас примет? Вот так сразу?
– Ну… Да… Я был у него дипломником. И вообще, мы почти друзья…
– Гм… Ну, тогда конечно. Только попросите, если возможно, письменное заключение. Консультация профессора Сомова украсит нашу отчетность по НИР[4]! Все-таки документ есть документ!
– Спасибо, я уже мчусь! – Молодой человек, приплясывая от нетерпения, уложил фотографии в потрепанную черную папку и вылетел из кабинета.
Через сорок минут запыхавшийся Трофимов звонил у знакомой двери.
Домработница Тася впустила его в прихожую, заставила разуться и провела в хозяйский кабинет.
Если бы не бесконечные ряды полок с книгами вдоль стен, то квартира профессора Сомова Порфирия Степановича ничем не отличалась бы от квартиры какого-нибудь инженера Петрова или фрезеровщика Сидорова. Если бы те, конечно, имели трехкомнатные квартиры в сталинских домах с высоченными потолками и мусоропроводами.
Иван прошел через гостиную с круглым, накрытым бордовой плюшевой скатертью столом под красным, с кистями абажуром и черным дерматиновым диваном с валиками и высокой спинкой с полкой наверху, на которой семь мраморных слоников «на счастье» попирали ажурные белые салфетки, а в шкафчиках по бокам наверняка хранился валидол, капли от кашля и прочие нехитрые лекарства. Правда, на низкой тумбочке вместо «КВНа» с огромной водяной линзой перед экраном уверенно стоял тяжелый полированный куб новейшего телевизора «Знамя-58М».
В кабинете одну стену занимали книжные стеллажи, а противоположная – увешана фотографиями, которые были изрядно потрепаны временем. С них смотрели лица людей, многие из которых наверняка уже пребывали в мире ином. На одном портрете взгляд Ивана споткнулся. Это был снимок Маяковского с размашистой надписью.
– Поздоровайся вначале, научный сотрудник Трофимов! – раздался скрипучий голос. Почти с таким же скрипом повернулось высокое зеленое кресло, стоящее у письменного стола перед окном. В кресле сидел семидесятилетний тщедушный старичок с огромной головой с лысиной, покрытой пигментными пятнами и клочками белых волос. Старичок был в заношенной клетчатой шведке, вытянутом на коленях трико и тапочках без задников на босу ногу. На носу сидели массивные роговые очки, в линзах плавали огромные глаза древнего, неимоверно мудрого осьминога.
– Ой, здравствуйте, Порфирий Степанович! – исправился Иван. – А вы что, были знакомы с Маяковским?
– Был. Я со многими был знаком. А ты, я вижу, не изменился. Такой же бесцеремонный и самоуверенный.
– Надеюсь, когда я звонил, вы меня узнали не по этим признакам… Мне было очень приятно, что вы меня помните. Даже моя начальница удивилась!
– Ну,