Константинополь»[311].
С 1912 года в Германии вспыхнула откровенно милитаристская и антироссийская кампания, в которой приняли участие все ведущие политики и СМИ самых различных ориентаций. В Берлине был построен огромный фанерный Кремль, который сожгли под грохот фейерверка, национальный гимн и дружное улюлюканье бюргеров. В апреле 1913 года при обсуждении в Рейхстаге военного законопроекта канцлер Бетман-Гольвег обосновал необходимость очередного увеличения армии угрозой, исходящей из панславизма, расовых противоречий и антигерманских настроений во Франции, заявив при этом: «Наша верность Австро-Венгрии идет дальше дипломатической поддержки»[312]. В Петербурге всерьез заговорили о начале подготовки немецкого общественного мнения к войне. Российский Генштаб оценивал военные расходы Германии в две трети от общеимперского бюджета. Готовность немецкой армии к войне была столь значительной, а темпы роста вооружений столь велики, что специалисты задолго предсказывали даже точное время ее начала. В 1912 году российский военный атташе в Берлине полковник Павел Базаров предупреждал: «Весьма возможно, что к концу будущего или к началу 1914 г., когда лихорадочная деятельность по военной и морской подготовке Германии будет в главных чертах закончена… наступит критический момент, когда и общественное мнение, и армия, и стоящие во главе государства лица придут к сознанию, что в данное время Германия находится в наиболее выгодных условиях для начала победоносной войны». С ним был солидарен находившийся в Швейцарии коллега полковник Дмитрий Гурко: «Насколько я убежден, что Германия не допустит войны до начала 1914 г., настолько же я сомневаюсь, чтобы 1914 год пошел без войны»[313].
Чем Россия так не угодила Германии, кроме того, что в ней жили славяне и она проявляла повышенный интерес к Балканам? У Берлина были и долгосрочные виды геополитического характера. «Во-первых, только с ликвидацией угрозы со стороны России открыть второй фронт Германия могла успешно бороться с французами и «англо-саксами» за мировое господство, – замечал Ричард Пайпс. – Во-вторых, Германии, чтобы стать серьезным конкурентом в Weltpolitik (мировой политике – В.Н), требовался доступ к природным ресурсам России, включая продовольствие, и доступ этот можно было получить на приемлемых условиях только в том случае, если бы Россия стала государством зависимым… Банкиры и промышленники Германии смотрели на Россию как на потенциальную колонию»[314]. Непосредственные немецкие планы включали в себя присоединение прибалтийских губерний России, установление протектората над Польшей, Украиной и даже Грузией. В Петербурге была информация и о еще более далеко идущих планах центральных держав. «Им представлялось, – писал Сазонов, – что такая задача, как создание пресловутой «Mitteleuropa» (срединной Европы – В.Н), т. е. установление германского владычества над континентом Европы,