– и все покрыты завитушками? – Он ткнул тростью, которая дрожала в его руке, в сторону этого «ужасного существа».
– Ее зовут Джулия Северн, – очень тихо ответила мисс Темпл.
– Джулия Северн, сударыня! И почему она или кто бы то ни было еще, по-вашему, позволяет себе иметь вьющиеся волосы? Почему, не уважая законы этого дома, она дерзко заявляет о своей принадлежности ко всему мирскому? И где? Здесь, в этом благотворительном учреждении, основанном на принципах Священного Писания! Выставляет на всеобщее обозрение эту копну возмутительных кудряшек?
– Волосы Джулии вьются от природы, – еще тише возразила мисс Темпл.
– От природы?! Но мы не должны следовать природным законам. Я хочу, чтобы эти девочки были дочерями самой Добродетели, а они предаются излишествам! Я раз за разом напоминаю вам о том, что волосы должны быть зачесаны гладко, прилично. Мисс Темпл, этой девочке следует отрезать волосы. Завтра я пришлю парикмахера. Я вижу, что другие тоже не избежали этого искушения. Вот та, высокая, прикажите ей повернуться. Прикажите всему первому классу встать и повернуться лицом к стене.
Мисс Темпл провела платком по губам, как будто хотела изгладить всякий признак улыбки, невольно исказившей их, и отдала приказ.
Немного отклонившись назад на своей скамье, я могла видеть гримасы и недовольные взгляды, ставшие ответом на этот выпад. Я пожалела, что мистер Брокльхерст не видел их лиц, потому что в противном случае он, возможно, ощутил бы, что как ни подавлял он все внешнее, поверхностное, внутренний мир девочек был ему недоступен.
Несколько минут он внимательно разглядывал оборотную сторону этих живых «медалей», и затем вынес приговор, прозвучавший, как звон похоронного колокола: «Все эти пучки нужно состричь».
Мисс Темпл, казалось, хотела возразить.
– Мадам, – прервал он ее, – доброта Господа, которому я служу, выходит за пределы нашего разума. Мое призвание – искоренить в этих девочках всякий зов плоти и научить их одеваться скромно и добродетельно, а не вплетать ленты в косы или наряжаться в дорогие одежды.
Слова «зов плоти» отозвались во мне жгучей болью. Я старалась представить себе наказание, на которое обречет меня мистер Брокльхерст, если узнает о моем прошлом. К счастью, он отнюдь не был пророком.
– Каждая из этих молодых особ перед нами носит косы, которые, вероятно, были заплетены самим тщеславием. Повторюсь, вы должны их отрезать. Подумайте только, сколько времени было потрачено, сколько…
Речь мистера Брокльхерста была прервана приходом трех дам. Им следовало бы прийти немного раньше, чтобы услышать его проповедь относительно нарядов, потому что сами они были облачены в бархат, шелк и меха. На двух юных барышнях (миловидных девушках лет шестнадцати и семнадцати) красовались серые бобровые шапочки, украшенные страусовыми перьями, из-под которых струился поток светлых, искусно завитых волос. Старшая дама куталась в роскошную бархатную шаль, отделанную горностаем, и на лбу