широкая плоскость резала воздух.
– Ссшш…
Она приближалась.
– Ссшш…
В голову пришла дикая мысль – это лезвие.
– Ссшш…
Большое лезвие. Острое. Огромное лезвие, которое режет воздух.
Надвигалось нечто страшное, невыносимо жуткое, настолько непонятное, что даже яркий дневной свет не принесет разгадки. Холли понимала, что это лишь сон, но знала: ей надо во что бы то ни стало покинуть эту каменную темноту. Иначе она умрет. Из ночного кошмара нельзя убежать. Нужно проснуться. Но она не могла, слишком устала, чтобы вырваться из оков сна.
Темнота начала вращаться. Огромная безжалостная машина ускоряла ход:
– Скрип, ссшш…
Сквозь шорох ночного дождя:
– Скрип, ссшш…
Резала воздух:
– Скрип, ссшш…
Холли хотела закричать.
– Скрип, ссшш…
Но только беззвучно шевелила губами.
– Скрип, ссшш…
Не могла проснуться, закричать, позвать на помощь.
– Ссшш…
– Нет!
Джим рывком уселся на кровати. В ушах продолжал звенеть собственный крик. Он обливался холодным липким потом и старался унять дрожь.
Прошлой ночью Джим заснул с включенной лампой. В последнее время он часто ложился при свете. Дикие ночные кошмары мучили его больше года. Нередко, очнувшись утром, он не мог вспомнить, что ему снилось. Страшнее всего был «враг» – безликое, бесформенное чудовище, о котором он говорил в бреду, когда лежал больной в доме отца Гиэри, но существовали и другие монстры.
На этот раз его испугал не человек или чудовище, а место: ветряная мельница.
Джим посмотрел на часы, стоявшие на ночном столике. Без пятнадцати четыре. Еще не рассвело.
Встал с кровати и в пижамных брюках, пошатываясь, поплелся на кухню. Глаза привыкли к электрическому свету. Теперь ему было гораздо лучше. Хотелось поскорее сбросить остатки мерзкого сна.
Проклятая мельница.
Джим включил кофеварку и приготовил крепкий колумбийский кофе. Стоя, отхлебнул глоток, налил чашку до краев и сел за стол. Он хотел выпить весь кофейник. Боялся снова заснуть и увидеть тот же страшный сон.
По утрам после каждого кошмара он долго приходил в себя, но те, в которых появлялась ветряная мельница, доводили его до изнеможения. Грудь саднило, будто сердце поранилось в кровь, бешено колотясь о ребра грудной клетки. Даже спустя несколько часов по телу пробегала противная дрожь, голова раскалывалась. Боль в ней пульсировала с такой силой, что, казалось, инородный организм пытается раздробить черепную кость и вырваться наружу. Джим не хотел смотреть в зеркало. Знал, что увидит бледное, изможденное лицо, синие круги под глазами. Лицо смертельно больного, из которого раковая опухоль выпила последние соки.
Ветряная мельница не часто являлась ему во сне. Кошмар преследовал его один-два раза в месяц. Но и этих двух раз хватало с избытком.
Как