дома частные уроки музыки, которой она тогда увлеклась всерьез, и совершенствоваться в изучении языков – тоже в домашних условиях, а не на специальных курсах. Лишь позднее, после смерти отца, когда Елене было лет 18–19, мать позволила ей поступить в Высшую музыкальную школу профессора Боровки при Петербургской консерватории.
Но именно тогда, уже в 16 лет, Елена стала особенно остро чувствовать пошлость и пустоту окружающей ее среды. Пустые светские развлечения, балы и сплетни, которым предавалось, за редким исключением, все тогдашнее «высшее общество», не интересовали ее. Ей хотелось настоящих знаний, она стремилась к духовной самореализации и уже тогда искала высший смысл жизни. Окружавшая ее «золотая молодежь» и свойственный ей образ жизни были чужды Елене. Между тем мать побуждала ее именно к тому, чтобы быть «как все», жить мелкими и ничтожными «женскими» интересами. Екатерина Васильевна искренне считала, что главное для женщины – это иметь модные наряды, быть в курсе всех событий светской жизни, удачно выйти замуж и заниматься семьей и детьми, что, собственно говоря, делала всю свою жизнь и она сама. Увидев как-то в руках дочери книгу по философии, мать небрежно бросила ей: «У нас в институте только дуры это читали». Елена ничего не отвечала ей на это. Да и что было говорить? Между матерью и дочерью не было духовной близости – они жили каждая в своем собственном внутреннем мире. Это приводило к взаимному непониманию, а иногда и к конфликтам, которые больно ранили девушку, лишний раз напоминая о ее духовном одиночестве и в той социальной среде, к которой она принадлежала, и в собственной семье. Мать побуждала Елену к активной «светской» жизни, по-прежнему заставляя ее ездить на балы, а девушке это смертельно надоело, она не хотела участвовать в пустых светских забавах.
Зинаида Фосдик со слов самой Елены Ивановны приводила в своем дневнике характерный случай: «С семнадцати лет она (Елена Ивановна. – Ред.) начала увлекаться музыкой, а мать ее все настаивала, чтобы она ходила на балы… <…> Бывало, мать, которая чудно ее одевала, приготовит для нее туалет, а Е.И. в душе знает, что на бал она не поедет, и вот за пару часов до бала она говорит: “Мама, а я на бал не поеду”. Мать начинала сердиться и «выговаривать» дочери, а однажды даже набросилась на нее в гневе с кулаками, и бедной Е.И. пришлось спасаться под роялем»[60].
Единственной отдушиной для нее в тот период стало общение с кузеном Степой Митусовым, спутником ее детства. Он знакомил ее с новыми веяниями в искусстве, в основном – в музыке, которой она занималась, и приносил неплохие книги модных в то время поэтов и философов. Но и это не удовлетворяло ее духовных потребностей, не отвечало на вопросы о смысле жизни, которые она уже давно задавала себе.
Окружавшая Елену духовная пустота привела к настоящему психологическому кризису. У девушки началась депрессия, которая чуть было не перешла в нервное расстройство. Она перестала «выезжать» на балы и светские приемы, никого не хотела видеть. Целыми днями она лежала на кровати, отвернувшись к