подставой. Мудрость же не уберегла меня от непоправимых ошибок. Вы знаете рецепт счастья, госпожа Голицына?
– А вы?
Граф поправил сбившийся на сторону парик и тяжело вздохнул.
– Я сделал ставку на женщину… и проиграл. Я прибегал к алхимии, общался с духами мертвых, пытался исцелять человеческие тела и часто забывал о душе. Люди поклонялись мне и предавали меня. Я разочаровался во всем, что было мне дорого. Я…
Глория терпеливо выслушивала излияния Калиостро, который говорил о многом и ни о чем.
– Значит, никому не известно, где ожерелье, похищенное Жанной де Ламотт? – улучив момент, спросила она.
– Не похищенное, – поправил ее гость. – Заметьте, кардинал сам вручил мошеннице камни. Причем совершенно добровольно. Потом я не раз пробовал определить местонахождение знаменитых бриллиантов. Увы, я потерпел фиаско. Ни мое магическое зеркало, ни мой хрустальный шар, ни мои медиумы не смогли помочь мне обнаружить пропажу. Колье как сквозь землю провалилось.
– И что, никаких следов?
– Поговаривали, что муж графини укатил в Лондон и захватил украшение с собой. Будто бы он даже сбывал английским ювелирам камни, которые так грубо выковыривали из оправ, что нанесли повреждения. Ходили слухи, что другой сообщник Жанны набрался наглости и предлагал бриллианты по дешевке в Париже. Но слухи – всего лишь слухи.
– Графиню де Ламотт арестовали?
– Сначала пришли за мной и кардиналом де Роганом. Его вызвали к королю и потребовали объяснений, потом препроводили в Бастилию. Бедный мой доверчивый друг! Он искренне стремился услужить королеве и поплатился за свои амбиции. Вблизи трона находиться опасно, я не раз предупреждал его об этом. Впрочем, трон тоже не самое приятное место на Земле. Несчастный Людовик и его ветреная супруга кончили на гильотине. Жестоко, не правда ли? Еще вчера вы всемогущий властитель, а завтра вас ждут палач и плаха.
– Да, грустно, – кивнула Глория.
– Скандал с ожерельем усилил революционное брожение, французский трон зашатался, и Бурбоны пали, – торжественно провозгласил призрак. – Но это случилось позже. А до того нам с кардиналом пришлось несладко. Жанна де Ламотт все валила на нас. Будто бы это была не ее идея обманным путем завладеть бриллиантами, а наша. Роган давал показания против графини. Они топили друг друга, желая спасти если не доброе имя, то хотя бы свободу.
– А вы, граф?
– Я? – рассеянно переспросил Калиостро. – Благородный человек не сражается с дамой, кем бы она ни была. Моя природа не позволила мне обливать грязью женщину, пусть и недостойную. Коварство происходит от слабости духа, не так ли, сударыня? А слабость осуждать бесполезно, ей можно только сочувствовать. Я сам пал жертвой собственной слабости, поддавшись на уговоры Лоренцы. Мне ли судить Жанну де Ламотт? Ею руководила алчность, мною – похоть. Мы оба хороши.
– Какую же цель преследовала ваша жена?
– За ее спиной маячили зловещие тени иезуитов. Они мутили воду везде, где удавалось. Вероятно, у них был какой-то замысел.
– Вы