<p>65</p>
ДП, № 74.3, 1912.
Его Высокопревосходительству господину Товарищу Министру внутренних дел
Каинского мещанина Томской губернии Якова Михайловича Юровского, живущего в г. Екатеринбурге, Пермской губ., на 2 Береговой ул., в д. № 25.
ПРОШЕНИЕ
4 апреля 1912 г. в Томске, где я проживал по татарской улице дом 6, кв. 2 по предписанию Начальника Томского губернского жандармского управления, которое гласило о произведении обыска у меня и купеческой дочери Анны Павловны Линевич как у людей противогосударственно-преступных, подлежащих аресту независимо от результатов обыска. После обыска я был арестован. Кто такая подлинная Линевич, я не знал и не знаю до сих пор, но то обстоятельство, что мой арест был связан с ее именем, дает мне новый повод думать, что она лицо политически преступное, иначе я не могу представить себе обыска и ареста меня.
Я, как уроженец г. Томска, почти безвыездно провел свою жизнь на виду у властей как владелец часовой мастерской, а потом часового магазина. Никогда ни в чем не обвинялся и в первый раз был подвергнут обыску и аресту. 6 и 25 апреля сего года я был допрошен в Охранном отделении, как выяснилось на допросах 4-го же апреля, были арестованы мои знакомые: Александр Гаврилович Соколов, работавший по землеустройству, и его гражданская жена Нехама Львовна Сорина: как оказалось, что Соколов – не Соколов, а кто именно, я не знаю, а Сорина жила некоторое время под именем вышеназванной Линевич. После освобождения я узнал, что единственной целью прописки под чужим именем было желание Соколова избавить ее как еврейку от ограничений по праву жительства.
Насколько я понял из допросов, мне ставится в вину, что Сорина у нас временами жила по несколько дней. Я этого факта не отрицал и не отрицаю. Далее, мне ставится в вину, что Соколов будто бы зашел ко мне в магазин по приезде в Томск и сразу же остался жить у меня. Неправильность такого утверждения легко может быть установлена данными полицейской прописки. Познакомился я с Соколовым через Сорину, приблизительно в 1908 г. он приехал в Томск, снял комнату по Никольской улице в доме Немирова, где в то время жила и Сорина. У меня же он квартировал зиму 1910 и 1911 гг. по Королевской улице в д[оме] Прохорова.
Мне также ставится в вину денежная помощь Моисею Борисовичу Дил…<неразб.>, который высылался из Томска, как не имеющий права жительства еврей, помощь моя выразилась в том, что я поручился за него в Первом ссудно-сберегательном товариществе.
Далее мне ставится в вину, будто у меня проживала без прописки некая Рахиль Рабинович, что не соответствует истине. В 1911 г. я уезжал из Томска по моим коммерческим делам, – в это время опасно заболела моя жена, – Рабинович оставалась несколько раз ночевать у нас, этого факта я тоже не отрицал. Независимо от всего вышеизложенного, я в знакомстве с вышеупомянутыми лицами не мог видеть ничего опасного для общественного порядка и спокойствия вредного для меня лично, так как знал их за людей вполне легальных и совершенно непричастных к какой-либо правительственной деятельности.
В 1911 г. в силу кризиса я ликвидировал свой часовой магазин [и] ездил в Нарымский край, а именно в село Колпашево, где расположено Нарымское лесничество, и в село Кривошеино-Родина, где находится Чулымское лесничество, ездил для того, чтобы собрать необходимые сведения относительно нового коммерческого предприятия по добычи осокоря, которым я намеревался заняться.
Часть адресов в отобранных у меня при обыске памятных книжках относится именно к этой поездке, предпринятой мной исключительно с коммерческими целями, что может быть установлено моей специальной поездкой на Волгу, куда идет осокорь. Поездка эта также ставится почему-то [мне] в вину, между тем как в действительности в Нарымском крае у меня нет знакомых, и останавливался я во время поездки у какого-то совершенно мне незнакомого крестьянина, что легко могло быть проверено полицейским расследованием.
После ареста 4 апреля я пробыл под стражей ровно месяц. 4 мая сего года я был освобожден и получил в Жандармском управлении свой паспорт обратно. На другой день 5 мая сего года явившейся ко мне Околоточный надзиратель, пригласил меня в полицейскую часть, где у меня отобрали паспорт и предъявили предписание Томского губернатора, подписанное за Губернатора – Вице-Губернатором господином Штевеном о высылке меня этапным порядком из пределов Томской губ.[ернии] с правом указать избираемое мной место жительства, за исключением многих местностей Сибири, Кавказа и Европейской России. Ответа требовали немедленно, и я указал как первопопавший город Екатеринбург, где нахожусь сейчас.
Полагая, что полнейшая моя непричастность к какой-либо вредной для государственного порядка деятельности вполне доказывается вышеизложенными данными, ввиду чего я не мог быть признан человеком, вредным для общественного спокойствия и подлежащем высылке, прошу Ваше Превосходительство проверить справедливость изложенных мной обстоятельств.
В дополнение позволю себе указать Вашему Высокопревосходительству, что предписание о моей высылке подписано покойным Вице-Губернатором господином Штевен и что это было как раз за несколько дней до самоубийства господина Штевен.
Этот прискорбный факт дает мне основание предположить, что за несколько дней до рокового конца господин Штевен едва ли обладал в достаточной степени необходимым спокойствием и полным психическим здоровьем.
На основании изложенных соображений я осмеливаюсь обратиться к Вашему Высокопревосходительству с покорной просьбой, затребовать все производство по настоящему делу, Предписание Томского Губернатора о моей высылке отменить и разрешить мне вернуться в Томск.
О последующем распоряжении прошу Ваше Высокопревосходительство не отказать меня уведомить.
24 мая 1912 г.
г. Екатеринбург, Яков Михайлович ЮРОВСКИЙ.
С подлинным верно:
Директор Архива революции: /Далаго/
Зав. справ.[очной] частью:
РГАСПИ. Ф. 124, оп. 1, д. 2232, л. 16, 16 об.
