я нажал на спуск.
Отдача едва не свалила меня с ног, тем боле, что держался на них я не ахти как. Я прянул назад, но всё равно оказался по уши в кровище и в говнище, потому что голова у пацана взорвалась, словно в ней лежала небольшая граната. При продаже револьвера Костик не наврал: в теле человека крупнокалиберная экспансивная пуля действительно творит чудеса. Башню у парня сорвало напрочь. От неё остался небольшой огрызок черепной коробки, а всё, что росло выше глаз, унеслось вдоль проспекта, гонимое ударом свинцовой лепёшки. Тулово, нелепо взмахнув поднятыми руками, грохнулось на асфальт, обильно заливая его кровью, хлещущей из разорванных магистральных сосудов.
Ужас что делается! Хорошо, что самая оживлённая часть дороги осталась позади. Здесь и фонари не горели. Мимо прошмыгнули три-четыре машины, но вряд ли кто запомнил мои номера. Невзирая на синее состояние, я вполне оценил масштабы содеянного и теперь спешил убраться подальше. Доносить на меня, конечно, никто не будет, народ нынче жизнью учёный, знает, что с милицией только свяжись – сам же крайним и окажешься. Но испытывать судьбу не стоило.
Швырнув в бардачок забрызганный кровью револьвер, я врубил передачу и газанул, ухитрившись объехать раскинутые ножницами ноги. В неверном свете фар мне показалось, что раскинутые пальцы покойного настойчиво продолжают гнуться в «козу». Прыгая на ямах, я добрался до перекрёстка и повернул на Светлановский проспект.
Долгий путь по проспекту изрядно утомил меня. Не пугали даже гаишники, которых, к счастью, не оказалось. Я устал следить за дорогой. Казалось, что она летит под меня, а не я качусь по ней. Впечатление было такое, будто сидишь за штурвалом детского игрального автомата. Дважды, на перекрёстках с Северным и Тихорецким, передо мной проскальзывали блестящие иномарки, но я целеустремлённо давил на педаль, приказав себе ни в коем случае не останавливаться. Реальность наполовину исчезла, я догадывался, что это с перепою, и понимал: нужно затаиться, пересидеть этот период, пока всё снова не придёт в норму. Но ждать я предпочитал дома и потому отчаянно рвался туда.
Как я ни таращился, а въезд во двор пропустил. Пришлось разворачиваться посреди дороги, пугая встречных водителей, и ехать обратно. Одно утешало: теперь вместо левого предстояло выполнить правый поворот, что было несоизмеримо легче. Во дворе я сориентировался, наметил четкий маршрут движения и на всякий случай облюбовал кратчайший путь к дому – по газонам. Мужественно врубив первую передачу, я выполз на полном приводе, у парадной успел тормознуть, заглушил двигатель и понял, что доехал.
Триумфальный восторг заглушала усталость и внезапно навалившаяся дурнота. Я упал на липкую баранку и почувствовал, как проваливаюсь в сон. Нет уж! Я оттолкнулся, нашарил ручку и распахнул дверцу. Свежий воздух развеял сонливость. Я попытался поднять стекло, но оказалось, что оно и так поднято. Это хорошо. Я запер машину и поплёлся к дому, щурясь от яркого света фар. Уже в парадном я вспомнил, что их следовало бы выключить.