это только в отношении мужа?
– Анриетта, меня тревожит совесть.
– В каком смысле?
– В религиозном. Ты делаешь различие между католиками и гугенотами?
– В политике?
– Да.
– Конечно.
– А в любви?
– Милый друг, мы, женщины, до такой степени язычницы в этом вопросе, что допускаем любые секты и поклоняемся нескольким богам.
– В одном-едином, не так ли?
– Да, да, – ответила герцогиня с чувственным огоньком в глазах, – в том боге, у которого повязка на глазах, на боку колчан, а за спиною крылья и кого зовут Амур, Эрос, Купидон. Дьявольщина! Да здравствует служение ему!
– Однако у тебя очень своеобразный способ ему служить: ты швыряешь камнями в головы гугенотов.
– Будем поступать хорошо, а там пусть себе болтают, что хотят. Ах, Маргарита! Как извращаются и лучшие понятия, и лучшие поступки в устах толпы!
– Толпы?! Но, помнится, тебя-то расхваливал мой брат Карл?
– Твой брат Карл, Маргарита, страстный охотник, целыми днями трубит в рог и от этого очень похудел… Я не принимаю даже его похвал. Кроме того, я же дала ответ твоему брату Карлу… Ты разве не слыхала?
– Нет, ты говорила слишком тихо.
– Тем лучше, мне придется больше рассказать тебе… Да, Маргарита! А где конец твоих признаний?
– Дело в том… в том…
– В чем?
– В том, что если твой камень, о котором говорил брат мой Карл, имел политическое значение, то я лучше воздержусь, – смеясь, ответила королева.
– Ясно! – воскликнула Анриетта. – Ты избрала себе гугенота. Тогда, чтобы успокоить твою совесть, я обещаю тебе в следующий раз избрать своим любовником гугенота.
– Ага! Как видно, на этот раз ты избрала католика?
– Дьявольщина! – воскликнула герцогиня.
– Ладно! Ладно! Все понятно.
– А каков наш гугенот?
– Его я не избирала, этот молодой человек для меня ничто и, вероятно, никогда ничем не будет.
– Но это не причина, чтобы не рассказать мне о нем. Ты знаешь, как я любопытна. А все-таки, каков же он?
– Несчастный молодой человек, красивый, как Нисос Бенвенуто Челлини, укрылся у меня, спасаясь от убийц.
– Ха-ха-ха! А ты сама его чуть-чуть не поманила?
– Бедный юноша! Не смейся, Анриетта, в эту минуту он еще находится между жизнью и смертью.
– Он болен?
– Тяжело ранен.
– Но раненый гугенот в теперешние времена – большая обуза! И что ты делаешь с этим раненым гугенотом, который для тебя ничто и никогда ничем не будет?
– Я его прячу у себя в кабинете и хочу спасти.
– Он красив, он молод, он ранен; ты его прячешь у себя в кабинете, ты хочешь его спасти. Тогда твой гугенот будет крайне неблагодарным человеком, если не проявит большой признательности!
– Он ее уже проявляет; боюсь только… не больше ли, чем мне хотелось бы.
– А этот бедный молодой человек… тебя интересует?
– Только по человечности.
– Ох уж эта человечность! Бедняжка королева, вот