предложили его в мужья.
– Но и когда вы познакомились, разве не уверяли вы меня, что не чувствуете к нему никакой любви?
– Верно, я это говорила.
– Разве вы не были убеждены, что этот брак будет для вас несчастьем?
– Дорогой мой Франсуа, когда брак не большое счастье, то он почти всегда большое несчастье.
– Поэтому, как я уже сказал вам, дорогая Маргарита, я и жду.
– Но чего же вы ждете?
– Жду, когда вы скажете, что рады.
– Чему же мне радоваться?
– Неожиданной возможности вернуть себе свободу.
– Мне – свободу?! – удивилась Маргарита, заставляя герцога высказаться до конца.
– Ну да, свободу. Вас освободят от короля Наваррского.
– Освободят? – сказала Маргарита, пристально вглядываясь в своего брата.
Герцог попытался выдержать ее взгляд, но тотчас в смущении отвел глаза.
– Освободят? – повторила Маргарита. – Ну что ж, посмотрим! Но я была бы очень рада, если бы вы помогли мне разобраться до конца в этом вопросе: как же думают меня освободить?
– Да ведь Генрих – гугенот! – растерянно пробормотал Франсуа.
– Конечно, но он и не делал тайны из своего вероисповедания, об этом знали все, когда устраивали наш брак.
– Да, но со времени вашего брака что делал Генрих? – возразил герцог, и луч радости скользнул по его лицу.
– Вам, Франсуа, лучше знать, что делал Генрих, ведь он почти все время проводил в вашем обществе: вы вместе охотились, вместе играли в лапту и в мяч.
– Да, днем – это верно, а по ночам? – возразил герцог.
Маргарита не ответила и потупила глаза.
– А по ночам, по ночам?.. – настаивал герцог Алансонский.
– Ну, говорите! – сказала Маргарита, чувствуя, что надо что-нибудь ответить.
– А по ночам он проводил время в обществе мадам де Сов.
– Откуда вы это знаете?
– Я это знаю потому, что мне это нужно знать, – ответил герцог, нервно обрывая шитье у себя на рукавах.
Маргарита начинала проникать в смысл слов, сказанных Екатериной на ухо Карлу IX, но не подавала вида, что начала их понимать.
– Зачем вы это говорите? – ответила она с хорошо наигранной печалью. – Зачем напоминать мне, что здесь меня никто не любит и мною не дорожит, не исключая и тех, кого сама природа мне дала в заступники, и того, кого мне церковь дала в мужья?
– Вы несправедливы, – горячо возразил герцог Алансонский, еще ближе придвигаясь к сестре, – я вас люблю, я ваш заступник.
– Франсуа, вам ведь нужно сказать мне что-то по поручению королевы-матери?
– Да нет! Клянусь вам, милая сестра, вы ошибаетесь! Что вам могло внушить такую мысль?
– Мне ее внушает ваше поведение: вы порываете с дружбой, которая вас связывала с моим мужем; вы решили больше не участвовать в политических делах короля Наваррского.
– В политических делах короля Наваррского?! – повторил герцог Алансонский, совсем смутившись.
– Именно