схватил лежавшую на столе аркебузу. Генрих Наваррский прижался к стене, пот выступил у него на лбу от смертельной истомы, но благодаря огромной силе самообладания он внешне был спокоен и следил за всеми движениями страшного монарха, застыв на месте, как птица, завороженная змеей.
Карл IX взвел курок аркебузы и в слепой ярости топнул ногой.
– Принимаешь мессу? – крикнул он, ослепляя Генриха сверканием рокового оружия.
Генрих молчал.
Карл потряс своды Лувра самым ужасным ругательством, какое когда-либо произносилось человеком, и лицо его из бледного сделалось зеленоватым.
– Смерть, месса или Бастилия! – крикнул он, прицеливаясь в Генриха.
– О сир! Неужели вы убьете меня, вашего брата?
Генрих Наваррский, с исключительным присутствием духа, составлявшим одно из самых главных его природных качеств, воздержался от прямого ответа на вопрос Карла, сознавая, что отрицательный ответ повлечет за собою смерть.
Как это бывает, вслед за сильным припадком ярости начала сказываться реакция: Карл IX не повторил своего вопроса. С минуту он только глухо хрипел, затем повернулся к открытому окну и прицелился в какого-то человека, бежавшего по набережной на той стороне реки.
– Надо же мне кого-нибудь убить! – крикнул он, бледный как смерть, с налитыми кровью глазами.
Он выстрелил и уложил бежавшего на месте. Генрих невольно охнул.
Тогда Карл IX в страшном возбуждении начал безостановочно перезаряжать свою аркебузу и стрелять, радостно вскрикивая при каждом удачном выстреле.
«Я погиб, – подумал король Наваррский, – как только ему не в кого будет стрелять, он убьет меня».
Вдруг сзади них раздался голос:
– Ну как? Свершилось?
Это была Екатерина, которая вошла неслышно, под гром последнего выстрела.
– Нет, тысяча чертей! – заорал Карл IX, швыряя на пол аркебузу. – Нет! Упрямец не хочет!..
Екатерина не ответила, а медленно перевела взгляд в сторону Генриха Наваррского, стоявшего так же неподвижно, как одна из фигур на стенном ковре, к которому он прислонился. Потом Екатерина снова посмотрела на Карла, как будто спрашивая взглядом: «Тогда почему он жив?»
– Он жив… Он жив… – заговорил Карл IX, хорошо поняв значение ее взгляда, и без колебаний ответил на него: – Он жив потому, что он мой родственник.
Екатерина усмехнулась.
Генрих заметил ее усмешку и понял, что ему надо бороться прежде всего с Екатериной.
– Мадам, я хорошо вижу, – сказал он ей, – все это дело ваших рук, а не моего шурина Карла. Вам пришла в голову мысль заманить меня в ловушку; вы задумали сделать из вашей дочери приманку, чтобы погубить нас всех; вы разлучили меня с моей женой, чтобы избавить ее от неприятного зрелища – смотреть, как будут убивать меня на ее глазах.
– Да, но этого не будет! – раздался чей-то прерывистый и страстный голос, который ободрил Генриха, но заставил вздрогнуть Карла от неожиданности, а королеву-мать от ярости.
– Маргарита! – воскликнул Генрих.
– Марго! – сказал Карл IX.
– Дочь! –