несли в корзинах женщины, чтобы было чем согреваться холодными горными вечерами. Из-за поворота показалась группа молодых людей в коротких штанах и безрукавках из оленьей кожи – они играли на тростниковых флейтах и пели. Это были аттолаи, загадочное племя, жившее глубоко посреди Наньшанских гор; они радостно поприветствовали меня. Впереди раздавался шум – звон колокольчиков, лязг железа, крики и стук копыт: из города возвращался тибетский караван. Вскоре показались его хозяева – они ехали на широкоспинных, мохнатых лошадках. Эти тибетские господа были одеты в роскошные рубахи из красного шелка и плотные длинные куртки, перепоясанные кушаками, а на головах у них были шитые золотом шляпы.
– Куда едете? – поприветствовал я их по-тибетски.
– В Лхасу, – с улыбкой ответили они, после чего один из них на отличном английском языке предложил:
– Сигарету, сэр? – и протянул мне пачку “Филип Моррис”.
Они степенно двинулись вперед, и вскоре к нам подъехал сам караван. Мы переместились на обочину, чтобы его пропустить. В отличие от караванов миньцзя, что ходят между Сягуанем и Лицзяном, тибетские караваны передвигаются неспешно, так что опасность столкновений им почти не грозит. Лошади и мулы не возят в Тибет тяжелых грузов в 140–180 фунтов – на них нагружают не более 80–100 фунтов поклажи; кроме того, в отличие от караванщиков миньцзя, тибетцы не подковывают своих животных, чтобы их копыта не скользили на каменистых тропах. Тибетские караваны проходят в день совсем небольшие расстояния – не больше тридцати километров. За животными тщательно ухаживают, они всегда вычищены и хорошо накормлены. Легкие грузы, короткие перегоны и хороший корм – необходимость, без которой они не пережили бы трехмесячный поход из Лицзяна в Калимпонг через Лхасу. Дороги между этими местами нет – только извилистая тропа, так что им приходится взбираться по крутым горам и спускаться с них через темные каменистые ущелья, переходя вброд ревущие потоки ледниковой воды, а иногда и увязая в коварных горных болотах. Несмотря на всю заботу, мулы и лошади прибывают в место назначения обессиленными, с изрезанными копытами, и проходит немало времени, прежде чем они полностью поправятся.
Караван, попавшийся нам навстречу, ничем не отличался от прочих тибетских караванов. Морду ведущей лошади закрывала маска, обильно украшенная бирюзой, кораллами, аметистами и зеркальцами; над ушами развевались красные ленты, а к сбруе был прикреплен треугольный оранжевый флажок с зубчатой зеленой каймой, на котором по-тибетски значилось “Прямой переход из Лицзяна в Калимпонг”. Каждое звено из двадцати лошадей сопровождал пеший тибетец с ружьем и громадный мастиф с красной шерстяной косынкой на шее.
Наша дорога проходила через деревни на окраине города, и женщины, стоявшие в дверях своих винных лавок, махали нам и зазывали пробовать вино. Чтобы не обижать хозяек, мы выпили по чашке в каждой из лавок. Отвечая на приветствия соседей, мы неспешно добрались до середины холма