прибавив больше ни слова, она крепко сжала мою руку, и мы двинулись обратно в палаццо.
Мы шли, и рука моя то и дело касалась корсажа, под которым возле самого сердца пряталась крохотная склянка.
Глава 3
– Екатерина, дитя мое! Проснись!
Я открыла глаза: надо мной склонилась камеристка со свечой в руке. От зыбкого пламени по стенам плясали огромные тени.
– Госпожа Строцци ждет тебя в зале. Одевайся скорее.
Я кивнула и выскользнула из постели. Камеристка проворно сняла с меня ночную сорочку и натянула платье. Покуда она торопливо заплетала мои волосы, я гадала, что же понадобилось от меня тетушке. В палаццо сгущалась атмосфера тревоги, особенно после того, как я пересказала тетушке слова Маэстро о скором падении Рима. Я и сама начала меняться. Открыв в себе загадочный дар, я стала все подвергать тайному сомнению. В то время я этого еще не осознавала, но теперь понимаю, что попросту перестала быть доверчивым ребенком. Я пыталась, в надежде увидеть свое будущее, пробудить этот дар, однако не дождалась ничего и потому понятия не имела, как изменится моя жизнь уже вот-вот.
Камеристка металась по спальне, заталкивая в полотняный мешок мои гребни с серебряными ручками, шали, туфли.
– Мы куда-то уезжаем?
– Госпожа велела собрать твои вещи. – Она покачала головой. – Больше я ничего не знаю. Лакей ждет за дверью.
– Тогда не забудь прихватить и мою шкатулку. – Я указала на сундук.
Шкатулка из слоновой кости и серебра была единственным, что осталось мне на память о матери. Эту безделушку мать привезла из Франции как часть приданого, и красный бархат, которым была изнутри выстлана шкатулка, до сих пор хранил едва уловимый аромат ее лавандовых духов. В потайном отделении я спрятала склянку на серебряной цепочке, которую подарил мне Руджиери.
В палаццо было темно и тихо, лишь шуршали по мраморному полу мои мягкие домашние туфли да топотали башмаки лакея, который вел меня в зал. Там ожидала тетушка, окруженная грудой сундуков и саквояжей. С высоких стен были сняты все гобелены и картины, позолоченная мебель сдвинута в углы.
Сердце мое забилось быстрее. Тетушка заключила меня в объятия, прижала к себе с такой силой, что корсаж впился в ребра.
– Мужайся, моя дорогая! – прошептала она. – Будь тверда. Пришло время показать миру, что ты – истинная Медичи по крови и по праву.
Я окаменела. Что стряслось? Почему тетушка так обращается ко мне?
– Возможно, ты не поймешь, – продолжала она дрожащим голосом, сглатывая слезы, – но у меня просто нет другого выхода. Так они приказали. Синьория Флоренции изгнала нас.
Я знала, что Флоренцией правит синьория и что ее членов избирают граждане города. В отличие от других городов-государств Италии, Флоренция была республикой и чрезвычайно гордилась этим. К нам синьория всегда относилась благосклонно, ее члены нередко обедали в палаццо с тетушкой и ее супругом – толпа пожилых господ, которые слишком много ели, пили много вина и неустанно твердили мне, какая я хорошенькая.
– Какой