в виду? – Эдвард отдал должное невозмутимому тону брата, хотя отчего-то волосы у него на затылке зашевелились.
– Эдвард… – Дарем протянул к нему дрожащую руку.
Эдвард подошел ближе, опустился на колени возле кровати и наклонился к отцу, чтобы лучше слышать слабеющий старческий голос.
– Я знаю, что ты меня простишь и разберешься, как поступить… Прости меня. Я должен был сказать раньше… До того как стало слишком поздно…
– Что рассказать, отец? Что слишком поздно? – Эдвард боролся с необъяснимым страхом.
У него за спиной Джерард свистящим шепотом попросил доктора выйти.
– Скажите Чарлзу… – хрипел герцог, – скажите ему, что мне жаль…
– Вы сами ему скажете, когда он приедет, – проговорил Эдвард.
Джерард в два шага преодолел расстояние до окна, но покачал головой, выглянув на дорогу. Эдвард вновь повернулся к отцу.
– Отдыхайте, сэр.
– Отдыхать! – Дарем закашлялся. Все тело его сотрясали конвульсии. – Не знать мне покоя, пока вы не даруете мне прощения… – Голубые глаза его, обращенные к Эдварду, горели безумием.
– Я… – Эдвард запнулся. – Да. Что бы там ни было, отец, я тебя прощаю.
– Джерард! – воскликнул герцог.
– Вы знаете, что я прощу вас, сэр. – Джерард вернулся к кровати. – Но за какое прегрешение? – Даже он не был сейчас способен шутить.
– Я пытался… – герцог говорил все тише, – нотариус… расскажет… Простите.
После этого ничего связного Дарем уже не говорил. Он то впадал в беспамятство, то ненадолго вновь приходил в сознание. Так продолжалось весь день и весь вечер, и наконец глубокой ночью он перестал дышать. Эдвард в это время сидел рядом с кроватью. Джерард был с ним почти все время и ушел спать пару часов назад, валясь с ног от усталости. Доктор уснул еще раньше, и Эдвард не видел причин его будить. Дарем прожил жизнь долгую и содержательную, а последние несколько месяцев сильно страдал от боли. То, что сейчас Дарем наконец обрел покой, было высшим милосердием.
Эдвард медленно выпрямился в кресле и наклонился, чтобы взять руку отца. Она была все еще теплой. На ощупь она была такой же, как весь прошедший год, когда болезнь поселилась в теле герцога, пожирая его изнутри, иссушая его плоть. Рука его была бессильной и вялой, и таковой и останется.
– Прощай, отец, – сказал он тихо, вернув безжизненную руку на отцовскую грудь.
Нотариус герцога, мистер Пирс, прибыл на следующий день. Он вот уже двадцать лет вел дела Дарема, как отец его и дед до него. Когда экипаж нотариуса подъехал к дому, Эдвард уже ждал его в холле.
– Наверное, мне бы следовало начать с выражения соболезнования, – сказал Пирс, взглянув на висевшую на двери траурную ленту. – Я сочувствую вашей утрате, милорд.
– Спасибо. – Эдвард сдержанно поклонился.
– Его светлость отправил мне подробные указания, как всегда. Я задержался с визитом на сутки, собирая всю информацию, какую по его желанию должен вам предоставить. – Пирс сделал паузу. – Как