говоря, возможно, нам будет проще, если он просто не станет нам мешать, как он и сказал.
– Пожалуй, ты прав. – Джерард взял из рук лакея плащ. – Не могу сказать, что я не испытал бы удовольствия, позволив ему хоть раз расплатиться за свои грехи. Ты можешь представить Чарли, ведущего уединенное существование в глуши Линкольшира, где нет ни скачек, ни балов?
Эдвард улыбнулся и покачал головой, дав отмашку слуге, стоявшему наготове с его плащом.
– Я скоро к тебе присоединюсь.
– Ты ведь не станешь перед ним извиняться? – воскликнул Джерард, когда Эдвард направился обратно наверх.
– За что?
– За то, что мы ему нагрубили. Он неважно себя чувствует.
Эдвард едва не бежал по лестнице, сам себе удивляясь. На самом деле он не сделал ничего плохого, и извиняться перед Чарли ему было не в чем. Когда-нибудь он все же покончит с привычкой так щепетильно относиться к нарушению покоя старшего брата.
Он дважды постучал и, так и не дождавшись ответа, сам открыл дверь. И, удивленный, остановился на пороге.
Чарлз сидел на кровати, свесив одну ногу, словно собирался встать, опираясь ладонями о матрас. Но вторую ногу он держал вытянутой перед собой, и она была вся перевязана и в шинах, и между шинами и бинтами проглядывала покрасневшая опухшая плоть. Слуга Чарлза, Барнет, стоял на коленях перед кроватью, поддерживая ногу. При появлении Эдварда он оглянулся и замер в немом ужасе.
– Черт! Тебя что, стучать не научили? – раздраженно бросил Чарлз.
Теперь Эдвард понял, что испарина на лбу у Чарли была не только лишь от головной боли. Нога его была сломана, сломана в нескольких местах. Эдвард вошел в комнату и закрыл за собой дверь.
– Я прошу у тебя прощения.
Чарли опустил сломанную ногу на пол и с помощью слуги поднялся и облачился в зеленый шелковый халат.
– Думаю, тебе не следует расхаживать по дому с такой ногой, – заметил Эдвард.
Чарлз взял из рук слуги протянутую ему трость и заковылял к столу, где его ждал поднос с завтраком и свежезаваренный чай. Налив себе чаю, он сделал большой глоток.
– Даже я не могу провести всю жизнь в кровати. По крайней мере находясь там в одиночестве.
– Я пришел извиниться, – сказал Эдвард. Чарли не обернулся, но плечи его напряглись, и это было заметно даже под халатом. – Джерард проявил недопустимую грубость, и я тоже был несдержан. Мы вот уже несколько дней не находим себе места из-за случившегося, и ты, как нам показалось, совершенно равнодушен к тому, о чем мы тебе сообщили.
Чарли ничего не сказал. Опираясь на трость, прижав чашку с чаем к груди, он стоял, устремив взгляд в окно. Он представлял собой унылое зрелище, словно им владела черная меланхолия, столь ему несвойственная.
Эдвард преодолел разделявшее их расстояние.
– Я не знал, что ты не в состоянии путешествовать, – сказал он.
– Черт, Эдвард, я бы все равно не поехал в Суссекс, – пробормотал Чарли. Казалось, он был зачарован тем, что видел за окном, хотя Эдвард не заметил за окном ничего необычного. – Мы все это знаем,