фотографии за фотографией. Он вспоминал фрагменты из своей жизни, те чувства, что испытывал в тот или иной момент и тихая грусть всё больше и больше наполняла его, превращаясь в сожаление, и понимание – запоздавшее – потери, безвозвратной и роковой.
Вздохнув, Павел Семёнович устало поднялся и побрел в свою комнату, в последние дни убранную женской рукой, но не той, что когда то создала здесь первоначальный и такой привычный уют. Выходя, он заметил торчащий из-под кровати угол завернутой в газету прямоугольной фанеры или чего-то подобного, но не имея в этот момент никакого любопытства, просто затворил за собой дверь, на следующую секунду, погруженный в свои тоскливые мысли, забыв об увиденной находке.
Глава 9
Ян сидел на кровати, облокотившись о подушку, и вспоминая вчерашний день. Солнце светило уже по-летнему, высоко в голубом, чистом небе. Зелень деревьев лезла в глаза, переливаясь своими неповторимыми оттенками. Из полуоткрытого окна, подпертого учебником геометрии, который он так еще не сдал, лился поток свежего воздуха, теплого, поглаживающего его слегка вспотевшее лицо. Макс был тут же. Он сидел на табуретке возле стола, пялясь в монитор, что делал почти всегда, когда приходил к Яну.
– Смотри, как я подрезал его, ого, я крут, чувак.
– О, да. – Протянул Ян.
– Слушай, так что, мы будем братьями, получается?
– Ну, как-то так.
– Вот блин влипли. Так это что, мне твою рожу целыми днями теперь придется лицезреть?
– Тебя никто не заставляет. И вообще, ты мне как бы пришел вещи помогать собирать.
–Да забей. Это плёвое дело. Поверь, я столько переезжал, что знаю, о чём говорю.
– А я нет.
Ян обвел глазами стены его комнаты, обклеенные старыми выцветшими бледными голубыми обоями с облаками и радугой над ними. Странно было сознавать, что этот неизменный атрибут его жизни, который он наблюдал из года в год с самого раннего детства, сначала яркий, потом уже выгоревший, неодушевленный, так был дорог ему. Это были первые стены, приютившие его в своих бетонных объятиях, называвшихся комнатой. Здесь он впервые осознал себя как живое существо, со своим телом, не зависящим от картинки его зрения, способного совершать движения от одной лишь воли, легко и весело. Здесь он запечатлел образ матери, ну и пусть, что неясный, склонившейся над некогда стоящей в углу детской кроваткой. Теперь в том углу валялся голубой плюшевый зайчик, с которым он всегда когда-то спал в обнимку. Его подарили ему в четыре года, и он помнил, хоть отец в этом не верил ему, тот день, когда родители вручили ему еще новую тогда игрушку и тот восторг, его охвативший.
– Слышь, я уберу магнитолу из-под стола? Ноги хочу вытянуть. – Спросил Макс, не отрываясь от игры.
– Валяй.
Макс нагнулся, достав старый кассетный магнитофон, некогда принадлежавший его матери.
– Ого, а я думал, это прошлый век.
– Это и есть прошлый век. Это моей мамы. Я на нём её кассеты