приходит к ней и садится рядом на диван. Она гладит его по голове или просто прислоняется своим плечом к его плечу. Но этого недостаточно. Её взгляд слишком отсутствующий.
Сегодня был один из таких дней. Мать пытается заглушить тишину увеличивая громкость телевизора, а Даниил сидит в своей комнате сутулясь над письменным столом.
По всей столешнице были разбросаны тетради, книги, ручки. Казалось удивительным, что это все как-то балансировало и не превращалось в кромешный хаос. Чудом не падала со стопки тетрадей книга «К востоку от Эдема». Вместо закладки был канцелярский нож.
Сверху всего этого хаоса лежала фотография. Таких фотографий бесчисленное множество, они до безумия однотипны, но почему-то слишком болезненны.
Весь класс, им уже практически всем по шестнадцать, сидели в ряды, как на Римском Колизее. Низких посадили на стульчики, на самом переднем плане, средних ростом оставили стоять, третий же ряд состоял из стоящих на стульях.
Их расставляли по цвету кофт, по гендерной принадлежности и ещё черт знает по каким критериям, чтобы вышла, по мнению Даниила, максимально уродливая фотография.
Его верхняя губа слегка презрительно приподнималась, когда он смотрел на себя на этой фотографии. Он стоял в среднем ряду и даже невооруженным глазом было видно, что от него отступили немного дальше, как будто он был прокаженным или от него несло смрадом.
Глядя на себя на этой фотографии на Даниила накатывала волна ненависти. Его взгляд был отстраненным и тупым, напоминающий взгляд его матери, когда у неё был очередной, на самом деле почти постоянный, «плохой день». Все смотрели в объектив, он же, как немного в сторону. И это слишком бросалось в глаза.
Волосы слишком растрепанные и падали на лицо спутанными прядями. Неряшливая одежда.
Даниил схватил черный маркер, который валялся среди тетрадей и, зажав колпачок между зубов, открыл его. Он выплюнул колпачок и тот упал куда-то на пол с тихим стуком.
Маркер скрипел и казалось вот-вот сломается, когда он начал выводить линию за линией по одному и тому же маршруту, перечеркивая себя на фотографии, как будто играл в воображаемые «крестики-нолики». Он проводил по одной и той же линии раз за разом от чего она становилась толстой и продавливала плотный картон. Но этого было недостаточно и Даниил начал закрашивать себя полностью.
Он выходил за контур своего тела зарисовывая все от себя на этой фотографии.
Он громко, как-то хрипло дышал, как будто слезы истерики, сидящие где-то внутри, перекрывали ему дыхательные пути. Даниил выронил маркер и тот упал на стол, оставив черную, острую черту ближе к краю фотографии перечеркнув одного из его одноклассников.
Даниил прижал раскрытые ладони к лицу, ещё больше нагнувшись над столом. Парень прикусил нижнюю губу до боли и крепко зажмурил глаза, как будто боялся издать хотя бы звук или же боялся, что сможет разглядеть очертания себя на фотографии несмотря на множество слоев черного маркера.
Он убрал руки от лица,