открыл кейс и вывалил на штурманский стол, прямо на навигационную карту с островом в середине, солидную горку разноцветных «корок». Это были паспорта и медицинские книжки экипажа, а также разнообразные сертификаты и квалификационные удостоверения. Свое капитанское удостоверение и сертификат с англоязычным вкладышем Владлен аккуратно положил сбоку, припечатав им судовую роль – список членов экипажа. Со стола соскользнул и упал на палубу какой-то документ в красной обложке. Я машинально поднял его. С фотографии на меня гордо взирал боцман Друзь, – молодой, со смоляными, едва тронутыми сединой, знаменитыми своими усами. На фото он был в накрахмаленном белом халате. Халат этот грубо пятнала большая синяя печать. На печати извивалась змея, склонившаяся над чашей, похожей на фужер для шампанского.
«Фельдшерский сертификат Устиныча!» – дошло до меня.
Капитан повернулся к норвежскому майору и сделал приглашающий жест по направлению к столу с документами.
Зри, мол…
Норвежец подошел к столу и без особого энтузиазма начал перебирать бумаги, дипломы и удостоверения. Я полушепотом осведомился у старпома по поводу злополучного улова и печалящегося над ним экипажа.
– Устиныч, спроси у варяга – что с рыбой делать? За борт ее или как? А то моряки переживают. Пропадает, мол, зря, – обратился старпом к боцману.
Полиглот Устиныч начал издалека. Его английский был странен и пространен. В своей тяге к интеллектуальным вершинам Бронислав не обошел языкознания и, при этом, не искал легких путей…
Друзь изучал английский язык, пытаясь переводить и заучивать оригиналы из какой-то антологии британских поэтов 16–18-го веков. Кажется, это было антикварное издание тысяча восемьсот… лохматого года. Память у боцмана, как у человека всю жизнь что-либо изучавшего, была отменной. И он шпарил оттуда, как считал к месту, целыми стихотворными кусками по-староанглийски, да ещё и с «калужским» акцентом…
Простой вопрос «Что делать с уловом?» наша жертва самообразования излагал минут несколько. Из его абракадабры с некоторой вероятностью просвечивало что-то вроде:
«Позвольте не продлить мне втуне ожидание. Ответа вашего в немом томленье жду…»
И, наконец, о рыбе: «Безмолвный житель вод нас ныне озаботил».
Потрясенный норвежец впал в интеллектуальный ступор.
– Are you crazy?[10] – хриплым шепотом вопросил он престарелого вундеркинда.
В этом месте я почувствовал назревшую необходимость вмешаться. Пренебрегая субординацией, не спросив начальства, я обратился к рыжему майору:
– I’m sorry, what to do with the catch? – В смысле, что делать с уловом.
Норвежец радостно-удовлетворенно воздел руки, вроде как: ну, наконец-то!
– All that you would like to, – ответил он. Делайте, мол, что хотите. Затем покосился на боцмана, криво усмехнулся и добавил: – Only it doesn’t keep people away from. Lean fish get away with crazy. – Мол, только англомана боцмана не привлекайте к этой работе, а не то рыба в свой последний час еще и рехнется…
Часом