Ивану.
–– Значится, так, кобелёк московский! Ты свой норов умерь. Ширинку застегни. Был у меня один такой моторист… А потом убежал так, что пятки сверкали. И ни алиментов, ни привета, ни ответа. И плевать ему, как дочь там. Жива или нет! И я не позволю тебе ещё раз мою дочь несчастной сделать. Ещё раз так посмотришь на неё… Или в снова в Москву уматывай и разбирайся со своим делами, или в Енисее утоплю. Понял? Отвечай! В глаза смотри, гад! Жеребчик хренов! За дочь и внучку я зубами грызть буду! Понял?
–– Понял, – кивнул Иван.
–– Ну, раз понял, тогда смотри у меня! – капитан поднёс тяжёлый кулак к лицу Ивана.– Пошли. Поможешь.
Когда снова вошли в квартиру, ребёнок был почти готов к прогулке.
Иван хотел взять инвалидное кресло, но Маша сама протянула к нему ручки.
Он посмотрел на Егорыча, тот кивнул, разрешая ему. Иван поднял на руки девочку. Она, как могла, обхватила шею Ивана и доверчиво прижалась к нему.
Неведомое чувство нежности охватило Ивана. Он понял, что самое дорогое и хрупкое он нёс. Ничего ценнее в жизни он не носил. На шее ощущал исковерканные болезнью руки. Они не могли обхватить толком шею. Ножки тоже болтались в такт движению. Иван придерживал их.
И стало стыдно ему. До слёз стыдно. Девочка каждый день борется за жизнь, цепляется за каждый день, за каждый час жизни. Как там Анна сказала? Что каждый день – это подвиг.
А он сам – здоровый жлоб, промотал, спустил в карты такие квартиры, столько денег! Малой толики хватило бы, наверное, чтобы Машу отвезти за границу и вылечить её. А он… Стыдно! Обидно! Ему хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Исчезнуть, раствориться. Ему было стыдно и страшно неудобно перед ребенком, которого он нес на руках.
Егорыч спускал кресло.
На улице девочку посадили в кресло, и Анна стала толкать. Неровности тротуара трясли ребёнка в кресле. Было видно, что каждая выбоина доставляет ей неудобство, боль. Она немного кривила личико, но терпела, ничего не говорила.
Егорыч подошел к внучке, поцеловал её. Та долго не отпускала деда.
Анна положила свою руку на кисть Ивана, посмотрела в глаза:
–– Спасибо вам! – проникновенно сказала. – Заходите к нам.
Горячая волна прокатилась по телу Ивана.
–– Да. Конечно! – и осторожно убрал свою руку.
Не хотел, чтобы капитан увидел.
–– Поехали! – Егорыч пошёл в сторону машины.
–– Пока! – Маша помахала Ивану ручкой.
Иван в ответ помахал ребёнку.
Долгое время в машине молчали. Первым заговорил Егорыч:
–– Думаешь, не знаю, как меня за глаза Жидом называют? Знаю. И не получаю я удовольствия от браконьерского улова. Воротит. Но ради внучки я всё сделаю. На себе экономить буду во всем. И в волну, и в шторм пойду, на мелководье, к чёрту на рога, лишь бы денег заработать дочке и внучке. Вот поэтому и Жидом кличут.
Помолчали.
–– Я не мог понять, – Иван закурил. – А теперь всё встало на свои места. Всё понятно. Вопросов нет.
Подъехали к воротам грузового порта. Капитан достал ключи от судна.
––