знать…
Кора снова покраснела.
– Думала, ты забудешь, – пробурчала она, но все же уселась рядом. Смущаться она смущалась, но и домой ей тоже хотелось. Это славно. Мне бы не хотелось так сильно разочаровываться в собственном вкусе, осознав, что я втрескалась в девчонку без чувства самосохранения.
– Память у меня хорошая, да и как забудешь о таком.
Львиный червь оставил на квадроцикле парочку новых вмятин, но двигатель завелся сразу, да и покрышкам хоть бы что. Они и не такое выдерживали: как-то раз на моих глазах мама проехалась на квадроцикле по горящей лаве. Да, рама, может, и помялась кое-где, но шины – в полном порядке.
– Слушай, я… – Кора глубоко вздохнула и на некоторое время ушла в себя. Когда к ней вернулся дар речи, мы почти уже выехали из зарослей. Она смотрела на бескрайнее оранжевое небо – не на меня. – Хотела бы я просто сказать «да», когда ты спросила, не приду ли я посмотреть, где ты живешь, – продолжала она. – И не нуждаться в оправданиях для храбрости. Прошу, не злись, что я позволила ему убедить себя в том, что твоя сестра ненастоящая. Я просто хочу…
Она умолкла. Молчала и я, заглушив двигатель квадроцикла посреди петляющей по лесу тропы. Здесь никакие львиные черви нам не грозили – корневая система очень плотная и многослойная, через такую им не пробиться. Максимум – мы натолкнемся на подростка-червячка, охотящегося неглубоко, в тени причудливых загрейских деревьев.
– Чего ты хочешь? – спросила я.
В ответ она наклонилась и поцеловала меня.
Меня никто никогда не целовал. И я никогда никого не целовала. Я всегда боялась, что не пойму, что делать, когда придет время, но оказалось, тело знает, как это должно работать, и это прекрасно, это жуть как прекрасно. Губы Коры – мягкие, и сладкие, и чуть-чуть соленые, и от нее немного пахнет машинным маслом (звучит так себе, но только не для меня, ведь это Кора, и она потрясающая). И наш поцелуй – потрясающий. Я могла бы целовать ее вечно. Только я и она, и тени деревьев вокруг нас – истинных королев Загрея, истинно совершенных созданий на миллионы миль вокруг. Тут можно забыть и о глупой колониальной политике, и о предках с их дурацкой работой, и даже о Виоле, которая заходится мучительным кашлем посреди ночи и медленно угасает, потому что современная медицина не в силах разобраться, что не так с ее генами. Наш поцелуй вмиг отбросил все это на второй план. Мир стал совершенным.
Удивительно, но Кора не отстранилась, стоило мне запустить пальцы в ее волосы. Ее кудри – именно такие, как я и полагала: мягкие, шелковистые. От моего движения облако пыльцы взметнулось в воздух, и Кора поморщилась, не отрываясь от моих губ. Это так мило – не понимаю, почему люди не проводят все свое время, целуясь друг с другом. Просто подключитесь к аппарату искусственного питания и занимайтесь этим самым чудесным и стоящим делом в мире, не тревожась ни о чем другом.
Но все же Кора наконец отстранилась. Ее щеки снова покраснели – теперь иначе: ярко, столь красиво, что я с трудом заставила себя убрать руку с ее волос и не прижать ее со всех сил к себе.
– Это