в маленькой баночке, припасённый на случай недуга. Травки крутым кипятком заварила и мужу подала.
– Вставай, родненький! Давай помогу тебе подняться, – приподнимая старика, посадила его в подушки. Попей чайку, глядишь и полегчает. Хочешь, я ещё тебе вареньица малинового принесу? Ты его так любишь!
– Неси, – обречённо ответил он.
Снова заторопилась баба Аня в кладовку, да открыв дверь, остановилась. В зеркальной дверце старого шифоньера, что как раз стоял напротив дедовой кровати, увидела муженька, размахивающего руками, и явно передразнивающего её. Смекнула она причину его внезапной болезни. Взяла веник и прошлась им по мужу.
– Вот тебе чаёк! Вот варенье! – кричала она на всю хату. – Марш, лентяй поганый, на огород!
– Что ты! Что ты, сумасшедшая! – огрызался дед, понимая, что оплошал. – Даже пошутить нельзя. Это репетиция была! Хотел посмотреть, как ты меня любишь, – на ходу натягивая штаны, он стремглав выскочил из дому. Его фигура замаячила на огороде. Громко залаял Шарик. Размахивая веником, словно дамокловым мечом, вслед за муженьком бежала баба Аня, грозя ему всеми небесными карами. А главное, картошка в этот же день была выкопана.
Зоя Донгак
Зоя Донгак – врач, отличник здравоохранения РСФСР, поэт, прозаик, член Союзов журналистов и писателей России, автор девяти книг прозы и поэзии. Перевела с русского на тувинский язык книги Юрия Промптова «В центре азиатского материка» и Бальтасара Грасиана «Оракул». Окончила Высшие литературные курсы (семинары прозы А.А. Ольшанского, А.В. Воронцова, А. Ю. Сегеня, семинар поэзии В.В. Сорокина) и аспирантуру Литературного института имени А.М. Горького. Лауреат, призёр и победитель международных и региональных конкурсов литературного мастерства. Много публикуется в сборниках и альманахах современной прозы и поэзии
Чёрная смерть
(отрывок из романа «Душа шамана»)
Конгур думал о том, как мало и редко общался с Чинчи: их любовь смущённо теплилась глубоко в сознании и в сердце, стеснялась откровенных проявлений, но успела громко заявить о себе – родился сын. А теперь жена ушла, но осталась жить в его сыне.
Конгур сказал матери:
– Мама, я виновен. Помнишь, в тринадцать лет я с папой и дедом был на охоте. Тогда я нечаянно убил самку горного козла (те), не заметив её козага – детёныша. Вот за это хозяин горы наказал – нет с нами моей Чинчи, твоей невестки… – Конгур почувствовал, как к глазам подступают слёзы.
Севил тоже всхлипнула.
– Мама, не плачь! У тебя остался Холурааш и я. Пока мы живы, будем помнить Чинчи.
Родственники и соседи приходили покурить на прощание. Люди помогали тем, что было им по силам: кто принёс в деревянном ведёрке молоко, кто горстку чая, а кто – что-нибудь из снеди.
Перед выносом Чинчи завернули в тонкую белую ткань, согнутые ноги не стали распрямлять. Вынесли, приподняв решётку с той стороны юрты, где она лежала. Потом положили на волокушу, которую повезли сильные мужчины. Севил произносила прощальные слова, окропляя молоком последний путь умершей