рыбалку и с завистью махавших ей вслед.
Ночью она проснулась от резкого толчка и услышала в коридоре топот и возню. За окном было темно, но с другой стороны вагона чувствовалась бессонная жизнь большой железнодорожной станции. Антошка услышала, как снаружи гнусавый женский голос по радио произнес: «Со второй платформы отправляется скорый поезд Москва – Кишинев, просьба пассажирам занять места согласно приобретенным билетам».
Антошка собиралась было опять заснуть, но хотела лишь посмотреть на спящую маму, как вдруг ее точно кипятком ошпарило – внизу было пусто. Мамы не было, тети Риты тоже, только свернулась на нижней полке худеньким комочком Элька. Антошка пулей слетела с полки и с криком «Мама, мамочка!» кинулась по спящему коридору в тамбур.
Они как ни в чем не бывало стояли вчетвером внизу, на теплом перроне, курили и смеялись: двое командированных из Москвы, мама и тетя Рита. Один рассказывал что-то такое смешное, что мама на плече у него раскисла и все повторяла: «Там наша Родина, прости, сынок, но там наша Родина…», пока один из попутчиков не заметил Антошку и не подтолкнул ее под локоть со словами: «А вот и полиция нравов пожаловала», но она сразу же догадалась, в чем дело:
– Что ты забеспокоилась? Что ты, глупенькая? Здесь я. Куда я денусь?
Антошка прыгнула ей на руки и теперь рыдала, размазывая кулаками по лицу слезы. Она плакала и сквозь слезы смеялась. Она и сама теперь уже не могла понять, почему так испугалась, ведь нельзя же было и впрямь предположить, что мама бросит ее и сбежит с одним из этих вот симпатичных москвичей. Нет ведь?
Меж тем Антошка сознавала, что чуть ли не с рождения в самой глубине ее души жил страх, что стоит упустить маму из виду, как та исчезнет, бесследно растворится в желтом мареве чужой железнодорожной станции, что за нею нужен глаз да глаз, а то пиши пропало – только ее и видели. Кроме того, побаливало внутри чувство, что это из-за нее, Антошки, мать живет, каждый месяц считая до получки дни да копеечки, что из-за нее она не может, как мечтала, завербоваться в Сибирь, на комсомольско-молодежную стройку, где работают замечательные парни, похожие на актера Рыбникова из фильма «Высота»…
Внезапно состав дернулся. Проводница приоткрыла дверь в тамбур и крикнула: «Ну что, молодежь, дальше поедем, или чемоданы скидывать?»
Дальше поедем, дальше поедем, мы едем, едем, едем – стучали колеса и уносили Антошку в сон. С усилием разлепив веки, она в последний раз свесила голову вниз – мать была на месте и, улыбнувшись ей глазами, помахала рукой. «Все-таки мама у меня самая красивая на свете – привязать бы ее за ногу к этой вот металлической палке», – подумала Антошка, проваливаясь в темноту, к порхающим светлячкам, серебряным лунным разливам, золотым плесам, розовым мальвам. За окном кто-то пропел оперным голосом: «Рэве та й стогне Днипр широкый», и, засыпая, Антошка счастливо вздохнула: «Украина!»
Впечатления от поезда не омрачились даже последовавшими неприятностями. На раскаленной станции их никто