откуда зазывно распространяется запах новоиспеченных блинов. Никто меня не видит. На столе соленые огурцы, квашеная капуста, хлеб и начатая бутылка водки. Отец разливает водку себе, своей сестре и ее мужу. Старшие мои сестры и братья за столом со стаканами молока в ожидании блинов. Мама у плиты. Рыжий кот Костя лениво отмахивается хвостом от жужжащей над ним мухи.
«Фу-фу-фу, русским духом пахнет!» – громко произношу я. Сначала все в оцепенении молчат, затем разом заходятся в неудержимом хохоте. Столь уместная фраза из уст девятилетнего ребенка доводит их до исступления. А я испуганно бросаюсь к маме и громко плачу, так и не осознав точность своего определения.
Спустя месяц мы с братом несем полный бидон молока с фермы в селе Бирюльки, куда волей судьбы занесло на практику нашу старшую сестру. Она, с обязанностями старшей сестры, забрала всю ораву из пяти сестер и братьев, только за исключением одного – солдата, в деревню. Старших – заработать, младших – подкормить деревенскими харчами. На нашу беду из кустов вылез большой черный кот и важно попытался пересечь наш путь. С трудом волоча тяжелую ношу, мы отчаянно старались пресечь попытку кота. Огромные зеленые лопухи, куда мы свернули в своем желании обмануть кота, скрывали коварные заросли крапивы, от которых нам порядком досталось. Но кот оказался хитрее нас и сумел-таки перебежать нам дорогу!
Тишину и смятение нашли мы в доме, когда вернулись восвояси с покрасневшими от ожогов крапивы руками и ногами, с полупустым бидоном, молоко из которого разлили в борьбе с черным котом. Никто не стал ругать нас.
На столе лежала телеграмма: «Приезжайте хоронить отца».
И вот прошел год без отца. Год нищеты, когда хлеб купить не на что и занять негде, всем уже должны. Год пятерок в школе и год прочитанных романов в библиотеке, проглоченных томов Льва Толстого, Александра Пушкина, Стефана Цвейга, Оноре де Бальзака, Ги де Мопассана и многих, многих других…
Пыльная дорога, пересадка в маленький ПАЗ в Качуге, путь в Бирюльки. Мама стремится оградить меня, маленькую замухрышку, от бойких крестьян, едущих с ярмарки в деревню. Она ставит меня позади водителя, пристраивает рядом чемодан и кладет рюкзак. «Моя девочка вам не помешает?» – спрашивает она шофера. Угрюмый дядька что-то бормочет ей в ответ. Последний отрезок пути до деревни дается нелегко. Духота, говор пьяненьких селян, запах бензина заставляют меня наклониться к открытому окну водителя. В это время происходит что-то непонятное. Дверь распахивается, и я лечу под колеса автобуса, но каким-то чудом успеваю увернуться и упасть посередине дороги. Следом за мной летят чемодан и рюкзак. Автобус по инерции проезжает метров 30—40 и останавливается. Страх остаться одной на пыльной дороге срывает меня с места, и я ковыляю в сторону удаляющегося автобуса. Мама выпрыгивает на дорогу, бежит ко мне. Она видит, что я жива, и ее причитания утихают. Она хватает меня на руки и несет к автобусу. Потом вдруг ее взгляд натыкается на рваную рану на моем бедре, и она падает в обморок. Но уже какие-то люди перехватывают меня с рук на руки, и я уже в автобусе. Сразу находится место и маме и мне. Так мы