к ногам Фелисидад. Тощий марьячи оторвал губы от ее колена.
Все захлопали в ладоши. Сквозь густую пелену дыма в кафе ничего не видно. Алисия разрешает курить у себя, и ее забегаловку радостно прокурили до самой крыши. Маленький домик близ дороги. Сюда и водители заходят, и байкеры заруливают. И тетки, что идут торговать сомбреро на ближний рынок, а еще вареной кукурузой и синими попугайчиками в плетеных клетках, тоже. Тетки сидят, покуривают, берут что-нибудь попроще пожрать: тако, стакан томатного сока. Кто побогаче – заказывает стаканчик кальвадоса или текилы. У Алисии – пьяное кафе. И сама она постоянно пьяна. Но тщательно это скрывает.
– Браво! Браво! Браво, Фели! Браво, ребята!
Судомойка Ирена хотела улизнуть с денежками, но наткнулась на взгляд Алисии, как на иглу. Алисия манит Ирену пальцем, та подходит. Печально высыпает Алисии в подол мятые, старые, новенькие, хрустящие, замасленные, грязные песо. Алисия рассовывает гонорар по карманам. В левый – для марьячис и себя, почти все. В правый – пару бумажек: для танцорки.
Ей и этого хватит. Богатая или нищая эта девчонка? Приходит, пляшет.
Ну и пусть приходит.
Фелисидад мазнула красной юбкой по лицу коленопреклоненного марьячи. Попятилась. Таракан встал, перебирал струны гитары, усмехался. Его выпученные, как у рака, глаза насмешливо кричали: «Да нет, не трону я тебя, не изнасилую, танцуй, живи!» Фелисидад повернулась к нему спиной, пошла к столику Алисии, нахально вертя задом. Села. Алисия вытащила из кармана две бумажки. Шмякнула их об стол. Деньги вымочились в вине и жире. Алисия резко подвинула песо к Фелисидад кулаком, сдула пепел со стола: она никогда не могла стряхнуть пепел с вечной сигары в пепельницу, всегда – мимо: на юбку, на пол, в бокал с вином.
– На. Бери. Заработала. Классно пляшешь, детка. Далеко пойдешь.
Фелисидад засунула деньги за лиф.
«Бойкая. Еще нетронутая! Испортят быстро».
– Ты, – хрипло выдохнула Алисия и подалась к Фелисидад, грудью легла на стол. – Ты откуда? Откуда ты ко мне шастаешь? А? Где ты живешь?
– Как «где»? Здесь. В Мехико.
– Мехико большой. Ты одна? Ты богата? А может, ты чья-то дочка? Ну, крутого дядьки? Отловит он тебя тут у меня – меня пришьет!
Язык Алисии уже заплетался.
Фелисидад накрыла смуглой ладошкой ее руку.
– Алисия, тебе не надо больше пить. У нас большая семья. Много народу. Клан, – она усмехнулась, зубы блеснули. – Мой отец держит автомойку. Вместе с моим дядей. Все? Ты довольна?
– Довольна, – Алисия точь-в-точь повторила ее улыбку, – до-воль… на…
Упала головой на стол. Посуда на столе зазвенела от удара лба о столешницу. Марьячис заиграли новую музыку. В кафе входили люди и из кафе выходили; усатый Таракан внимательно следит за Фелисидад – останется? Уйдет? Судомойка Ирена тишком подкралась к задремавшей пьяной хозяйке, запустила руку ей в карман. Таракан успел подшагнуть, дать судомойке подножку. Она растянулась животом на полу, стискивая в воровском кулаке пачку песо.
– Это наши деньги, сеньорита, – очень вежливо сказал усатый Таракан, за локоть поднимая