врага, повалил его на пол, вцепился обеими руками в волосы нелюдя и стал бить лбом о камень. Раз, второй, третий. До тех пор, пока враг под ним не затих.
«Вот ты и убил еще одного человека, Афоня», – сказал себе мальчик.
Ни радости, ни печали по этому поводу он не испытывал. Еще недавно он способен был ужасаться, пытался искать оправдание тому, что делал. Или плакал и молил Бога о прощении. Или просто лежал в углу, сжавшись в комок, подавленный осознанием того, какой тяжкий грех совершил.
Теперь Афанасий убивал спокойно, почти равнодушно.
То ли душа его очерствела, то ли совесть охрипла, то ли Афоня просто привык. Привык к жизни во мраке, к слизнякам на завтрак, обед и ужин. К ежедневным побоищам. Многие сломались. Многие не выдержали. А он – привык.
Афанасий вскочил на ноги.
Схватка кончилась. Незваные гости были забиты насмерть в считаные минуты.
Тут и там раздавались голоса:
– Ты цел?
– Да, а ты как?
Кто-то потирал ушибленные места, кто-то вытирал кровь, кому-то накладывали жгут из остатков одежды. Жизнь на посту снова входила в привычное русло. До следующего нападения.
Афанасий устроился поудобнее на глине. Сидеть или лежать на ней было намного удобнее, чем на камне. Глина хотя бы не высасывала тепло. Он думал немного отдохнуть, подремать. Но почти сразу понял, что это ему не удастся.
Что-то происходило на посту. Из глубины пещеры подходили сюда люди. Много людей. Сначала никто не обратил внимания на шорох шагов. Дело привычное: или смена явилась, или просто товарищи поболтать пришли. В этот раз, однако, что-то было не так. Люди все прибывали и прибывали. Скоро тут собралось все племя.
– Вы чего, народ? – спросил Проха.
– Идем зачищать станции, – отвечал из темноты Кондрат Филиппович.
Тут же все разговоры смолкли. Те, кто пришли из пещер, знали, что готовится. А вот для постовых новость стала неожиданностью.
– Мы… Идем… Туда? – прошептала Даша, сглотнув.
Афоне тоже стало не по себе. Одно дело драться с врагами в пещерах, где знаком каждый бугорок, каждая трещина, где сами стены помогают. Врываться в логово врага – совсем другое дело.
– Я в осиное гнездо не полезу… – пробормотал кто-то.
Кондрат Филиппович оставил эту реплику без ответа.
– Камнями запастись. На сборы две минуты, – произнес он вроде бы не громко, но таким тоном, что ослушаться никто не осмелился.
Что-то гипнотическое было в голосе слепого, Афоня давно это заметил. Или секрет заключался в самой личности Кондрата Филипповича? В трепете, который вызывал у всех людей их таинственный, непостижимый слепой вожак?
Лишь тот же голос проворчал:
– Дед раньше, небось, не обходчиком был, а прапором…
«Это Сева, – догадался Афанасий, – вечно недоволен чем-то, зараза».
Афоня не мог дождаться, когда Сева, самоуверенный юноша двадцати с лишним лет, поплатится за свой длинный язык, хотя и сам не одобрял идею с зачисткой метро. Он понимал, что каннибалы, загнанные