день? Нет уж, увольте!
Теперь Маргоша рожает, и он снова один. В роддоме Маргарита Васильевна сначала вела себя деликатно, как и положено интеллигентной учительнице. После особенно громких стонов она извинялась перед привыкшим ко всему персоналом. Но потом все в ее голове перемешалось, и она превратилась в комок плоти, лишенный и разума и всякого намека на интеллигентность. Маргарита Васильевна едва помнила, как ей поставили капельницу, как подсоединили к ее животу датчики, как в предродовую палату подселили новую соседку. Потом подошёл молодой, весёлый доктор и слегка похлопал ее по щекам:
–Ну, всё, хватит отдыхать, поехали работать!
Маргарита Васильевна непонимающе уставилась на доктора. Ей хотелось попросить, чтобы ее или убили или сделали кесарево, что угодно лишь бы прекратить мучения. Только Маргоша во-первых уже давно не могла говорить, а лишь кричать от боли, а, во-вторых, она боялась, что кесарево это ещё страшнее и больнее, чем уже есть. К кровати подвезли каталку и велели на нее залезть. А доктор думал, что его слова смогут ободрить ее и сказал, чтобы она вспомнила об отце ребенка, который так ждёт этого малыша.
–Ах, какой отец ещё? Что вы говорите! – неосознанно возразила Маргоша и неуклюже полезла на каталку.
В родзале все было быстро и славно. Как только Маргоша ощутила, что ребенок выскользнул из нее словно лягушка, смазанная подсолнечным маслом, боли ушли. Краем глаза она увидела, как уносят краснокожего мальчика, и ее стало трясти.
–Ну, ну, успокойся, швы некрасивые будут… – причитала акушерка, которая зашивала Маргошу.
Маргарита Васильевна удивлялась тому, что совершенно не чувствует боли. Ее тело словно не принадлежало ей. После родов Маргоша чувствовала несказанное облегчение, наслаждение от того, что мучения остались позади, и тонким росточком пробивалось в ее сердце любопытство: как там сынок, что он, вообще, такое.
–Мой малыш здоров? – внезапно испугалась Маргоша.
Акушерка внимательно на нее посмотрела и сказала:
–Господи, я думала ты никогда про ребенка не спросишь. Здоров мальчик, здоров. Сейчас в палату тебя отправим, поспишь, в себя придёшь. А там и ребенка на кормление принесут, ещё просить будешь, чтобы забрали, – усмехнулась акушерка.
Так все и случилось. Едва голова коснулась подушки, как в сознание Маргоши ворвался целительный настоящий сон, а не то тяжёлое забытье, которое приходило к ней пару раз во время прошедшей ночи родов. Соседки по палате потом ей сказали, что она что-то говорила и говорила прежде, чем уснуть, но Маргарита Васильевна этого не помнила. После сна принесли мальчика, уже туго запеленутого, с опухшим личиком и глазками-щелками. Маргоша не знала, как взять его, как держать, но когда он вдруг заплакал, какая-то неведомая ей сила заставила тут же приложить его к груди. Малыш перестал плакать, зато Маргоша начала. Лицо стало мокрым от слез. Было ужасно больно, а ведь Маргоша думала, что вся боль осталась в родильном зале. Соседка по палате с завистью смотрела