та на которой находился барыш, начала стремительно подниматься вверх, под ужасным давлением страха, расположенного на противоположной стороне.
– Отец,– практически взревел Луций, – клянусь Меркурием, который этому мангону, покровительствует, цена слишком высокая. Кого ты продаешь? – он уже обращался торговцу. – Это, по-твоему, кто? Дочери Афродиты? Ты совсем из ума выжил??
Молодой патриций начинал нервничать и разъярятся. Несправедливость он не переносил с детства, а несправедливость к его семье, считал кровной обидой.
– Посмотри на них, юный Марс. Видел ли ты где-нибудь еще, столько грации, столько достоинства и столько красоты сочлененной в одном человеке. Посмотри на стан этой царицы, он хрупок и силен одновременно, посмотри на белизну ее кожи и рук, ни одна в Риме не похвастается подобными. Посмотри на эти два лица, такими ты будешь любоваться каждый день, и никогда не налюбуешься. В объятьях обеих, ты надолго потеряешь покой. Не одну и не две недели, молодой господин, не захочешь ты выбираться из теплой постели, согретой этими двумя красавицами.
Кровь, мощным напором прильнула к лицу Луция. Он раскраснелся как вызревшая вишня. Конечно, подобные мысли промелькнули в его голове. Да и как там их могло не оказаться, глядя на эти чудесные создания, однако, обсуждать это в присутствии отца, да еще в присутствии остальных зевак, оказалось совершенно не с руки. Какое-то чувство юношеского стыда, разлилось по молодым, наливающимся жизнью, жилам. Флавиан обратил на это внимание, и еле заметная умиленная улыбка, расплылась по его губам. Сын взрослел, превращаясь из маленького наивного ребенка в мужчину, в будущего лучшего друга, и этого становилось приятно. Луций же, несколько сбитый с толку упоминанием про постель, силился что-нибудь ответить, но никак не мог подобрать нужные слова. Он стоял посредине толпы, с глупым, потерянным в пространстве выражением лица, силясь что-то из себя выдавить. Но что-то, хотя бы чуточку умное, упорно не лезло в голову. Тем не менее, потребность что-то ответить, так сказать, закончить разговор, поставить точку, разрасталась с новой силой в юном организме. Однако, заканчивать разговора ему не пришлось. Отец пришел на помощь сыну.
– Я ведь приехал сюда не на один день, мангон. И потому уверен, что видеться тебе со мной захочется часто. Так не лучше ли начать наше знакомство, с хороших соседских цен, а не с мыслей о быстрой поживе, – обратился Флавиан к торговцу и одновременно ко всему рынку.
– Кем же вы являетесь, достойный патриций, ведь раньше я вас здесь не видел, – спросил мангон, при этом поднимая голову чуть-чуть вверх, показывая тем самым свою неподдельную заинтересованность.
Флавиан сделал знак глашатаю, чтобы тот представил его как подобает именитому человеку. В тот же момент зазвенел голос раба, славящего как положено, а может даже и сверх нормы хозяина. Глашатай драл горло, упоминая о том, кто такой Флавиан, где воевал, кого захватил, и за какие заслуги сам