неприятно морщиться похлеще любого залежалого пищевого мусора, баки с которым можно увидеть чуть ли не в каждом квартале. Мусор всегда можно вывезти на свалку, закопать в конце концов, а что делать с человеком?
Я размышляю на эту тему, сидя на тридцать третьем этаже здания Фокса – самый высокий бар в городе. Время около шести – значит скоро стемнеет. Солнце уже на горизонте, ещё минута и оно утонет в океане, погрузившись в него как терпящий бедствие теплоход – быстро и уверенно. Моментально зажгутся огни: сначала чёткие линии улиц, а потом и в окнах домов.
Заказываю еще один мохито, который здесь бесподобен. Мужчина, очень похожий на Джо Дассена, поёт на испанском и играет на клавишах. Мне хорошо, но когда становится хорошо, это значит, что пора уходить. Так я и делаю.
– Грациас, сеньор!21 – говорю я официанту, протягивая деньги. Меня вновь тянет на Малекон и я спешу к лифту.
Я выхожу к Малекону по девятнадцатой, справа от меня возвышается величественный Насиональ22. Эта часть набережной считается местом сбора мариконов23. Видимо из-за прохладного ветра и прибоя народу здесь немного. Гаванцы любят сидеть прямо на парапете и смотреть в сторону Флориды. До Ки Уэст всего девяносто миль отсюда. Там у многих уже давно работают и живут родственники и регулярно отправляют деньги. И до сих пор многие уезжают, чтобы кто-то так же сидел на парапете и ждал очередного перевода, глядя в сторону Флориды.
Несмотря на боязнь высоты, я решаюсь сесть на парапет и закуриваю уже привычные мне Креольские. Хорошо бы сделать пару глотков рома. В голове борются два плана, как провести вечер. Два желания. Я могу поехать в Мизон24 и найти там спутницу на ночь или на неделю, а могу остаться здесь и дышать морем, а потом поеду домой. Когда не можешь выбрать, нужно выбирать среднее. Поэтому, докурив, я ловлю первую попавшуюся машину.
– Буэнос тардас. Вамос а Майсон.25
Это оказался синий Шевроле пятьдесят седьмого года без центральных стоек. Шикарная машина. Обшивка в салоне из металла и выкрашена в цвет кузова, сидения перетянуты светлым кожзамом. Водитель – сухой мужчина низкого роста в костюме. Если бы не щетина, я подумал бы, что ребенок управляет автомобилем – настолько огромен салон Шевроле. Оказалось, что мой водитель знает русский. Он учился в Союзе на механика тепловозов. Так получилось, что он выучился, но на Кубе не появились тепловозы. Отношения с Союзом были разрушены и теперь надежды на то, что тепловозы пойдут по железным дорогам Кубы, развеялись даже у него.
– Откуда же у вас такая шикарная машина? – недоумеваю я.
– Я купил её за десять тысяч26. Брат работает в США. Он прислал мне деньги. – Ему сложно строить длинные фразы на русском, но он старается. Улыбка появляется на его лице, когда он рассказывает мне о своей учебе в Советском