полу рядом с вытянутой рукой Стайнера лежала лампа-вспышка. Шнур от нее тянулся к тотемному столбу.
На Стайнере были белые китайские шлепанцы на толстой войлочной подошве, черные атласные шаровары и украшенная вышивкой китайская курточка, залитая спереди кровью. Искусственный глаз ярко блестел и казался самой живой частью его тела. Судя по всему, все три выстрела попали в цель.
Лампа-вспышка объясняла молнию, сверкнувшую в доме, а похожий на хихиканье крик – это реакция на нее обнаженной девушки, одурманенной наркотиками. Три выстрела отражали чье-то представление, как следует положить конец тому, что происходило в комнате. Вероятно, идея принадлежала парню, вприпрыжку сбежавшему по лестнице за домом.
В чем-то я его мог понять. Теперь неплохо бы закрыть входную дверь и накинуть изнутри короткую цепочку. Замок я сломал, когда выбивал дверь.
На красном лакированном подносе на краю письменного стола стояли два тонких пурпурных стакана и пузатый графин с коричневой жидкостью. Стаканы пахли эфиром и опием – такую смесь мне еще не приходилось пробовать, но она как нельзя лучше подходила к окружающей обстановке.
На тахте в углу комнаты я увидел одежду девушки, взял коричневое платье с длинными рукавами и вернулся к ней. От нее тоже пахло эфиром, даже на расстоянии нескольких футов.
Девушка по-прежнему тихо хихикала, по подбородку стекала струйка слюны. Я ударил ее по щеке, но не очень сильно. Мне не хотелось, чтобы транс перешел в истерику.
– Давай, – бодро сказал я. – Будем паинькой. Оденемся.
– П… п… пошел к черту, – ровным голосом ответила она.
На вторую пощечину девушка тоже не отреагировала, и я принялся сам натягивать на нее платье.
Платье ее также не интересовало. Девушка позволила мне поднять ей руки, но растопырила пальцы, словно это была удачная шутка. Так что мне пришлось долго провозиться с рукавами. Наконец я справился с платьем. Затем надел на нее чулки и туфли, поднял с кресла.
– Давай немного пройдемся. Маленькая милая прогулка.
Ее серьги то и дело били меня в грудь, и временами мы напоминали танцовщиков, садящихся на шпагат. Мы дошли до тела Стайнера и вернулись назад. Девушка никак не отреагировала на Стайнера и его блестящий глаз.
Ее рассмешило, что она не может ходить, и она попыталась сказать мне об этом, но лишь пускала пузыри. Я заставил девушку облокотиться на тахту, а сам поднял ее белье и сунул в глубокий карман плаща. В другой карман запихнул сумочку. Затем обыскал стол Стайнера и нашел маленький синий блокнот с зашифрованными записями, который меня заинтересовал. Его я тоже сунул в карман.
Потом я попытался добраться до задней крышки камеры в тотемном столбе, чтобы извлечь фотопластинку, но не смог найти защелку. Я стал нервничать и подумал, что лучше вернуться за ней потом, – если наткнусь на полицию, то смогу придумать более убедительное объяснение, чем теперь.
Вернувшись к девушке, я надел на нее плащ, проверил, не осталось ли в комнате ее вещей, вытер отпечатки пальцев –