самому себе неразумным, чтобы освободить время для занятий, посвященных самому себе, своим интересам и потребностям.
Я пишу сейчас – и это моя потребность. Что я могу или хочу делать вне рамок этой своей потребности? Практически ничего. Мне пятьдесят четыре года, я здоров, я все еще жив, у меня нет долгов, я в состоянии еще купить себе еду и заплатить за квартиру. Я очень на тебя рассчитываю, Господи!
Сегодня из Курска ко мне приезжает моя подруга. Мы знакомы с ней уже год. Мы познакомились с ней в Ессентуках, куда я приезжал осенью, чтобы оформить покупку маленькой квартиры в курортной зоне. Я купил ее в память о маме, похороненной на кладбище в Ессентуках шесть лет назад. Она умерла через год, как мы уехали в США. Я не успел застать ее в живых, мы простились с ней по скайпу, я прилетел уже на ее похороны. Я рад, что успел проводить ее. Маму отпевал пожилой священник в старой казацкой церкви. Был солнечный июльский день, и под сводами храма слова священника о том, что жизнь коротка и нужно уже сейчас задуматься над тем, как завершить ее достойно, запали мне глубоко в душу. Я провожал свою маму, она казалась мне торжественной и красивой. Я знал, как она страдала последний месяц своей жизни, но страдание не отражалось на ее лице. Она уже знала, что умирает и сделала все, чтобы подготовиться к своей кончине. Сделала последние распоряжения, соборовалась, попросила у всех прощение. Мы даже на прощание спели с ней песню по скайпу.
«Ридна мати моя, ты ночей не доспала,
Ты водила мене у поля край села,
И в дорогу далеку ти мене на зори проджидала,
И рушник вышиваний на щастя дала.»
Рядом с мамой оставалась только ее двоюродная сестра, которая очень помогла своим присутствием в те дни. Она была очень спокойна и мы действовали с ней слаженно и сообща так, словно всю жизнь прожили вместе. Я понял, как хорошо иметь кого-то близкого рядом с тобой в такие минуты. Мамина сестра на похороны не прилетела. Были только знакомые по Ессентукам, да и то не все, кого-то из своих подруг она не пожелала видеть. Мужчин, которые всегда окружали ее в течении ее жизни своим вниманием, не хватало, мне едва удалось найти людей, которые согласились бы донести ее гроб от машины до могилы.
Через год я вновь прилетел из Америки, чтобы вступить в наследство и поставить памятник.
Мама оставила на счетах порядка трехсот тысяч рублей и этих денег мне вполне хватало на то, чтобы заказать неброский, но вполне приличный монумент из мрамора, который я установил на плиту из мраморной крошки, чтобы впоследствии минимизировать все затраты по поддержанию памятника в нормальном состоянии. Через две недели я возвращался в Америку и бог знает когда бы вернулся в следующий раз. Как только я вступил в наследство маминой квартирой, я тут же выставил ее на продажу. Меня не удовлетворяло ни соседство, ни сама квартира, обросшая постройками предприимчивой соседки, бравшей с квартирантов плату за проживание в крошечных домиках, напоминавших курятники – типичных бизнес жителей частного сектора в курортной зоне.
У