компенсации за причиненные его семье неудобства, связанные с нашим двухнедельным проживанием в его съемных апартаментах.
Через две недели мы получили документы, тут же завели счет в банке и съехали от «друзей» в общественные апартаменты на соседней улице. Мы звали Сергея с женой к нам в гости на пирожки, но супруга моего приятеля оскорбилась столь скромным предложением, так как рассчитывала на ужин в мексиканском ресторане
Первым делом, после получения американских документов, мы озаботились тем, чтобы найти языковые курсы, до того, как придет осень, и можно будет поступить в местный колледж. Мы нашли их в «Гудвиле» – магазине, торгующем поношенными вещами, и занимающемся благотворительной помощью. Уроки различного уровня несколько раз в неделю по три часа проводились для эмигрантов со всего мира на безвозмездной основе.
Группа, в которой предстояло учиться, меня поначалу удивила. Ее костяк составляли китайские слушатели. Мы с женой были едва ли не единственными белыми в аудитории. Нас, как коренных жителей Сибири, это обстоятельство нисколько не смутило и даже обрадовало – китайцы наши соседи, а значит, почти свои. Впрочем, китайцы оказались несколько другие. В основном, бывшие жители Гонконга, сбежавшие оттуда в США в конце 90-х, незадолго до присоединения территории к Китаю. Педагог – 56-летний американец, женатый на китаянке, преподававший до этого несколько лет английский язык на Тайване, убежденный демократ, вегетарианец, поборник защиты окружающей среды и сберегающих технологий, оказался типичным либералом.
Дэвид любил пошутить. Китайцы, воспитанные в традициях уважения к учителю, стойко переносили его шутки и вежливо улыбались. Участь одинокого шутника не слишком легка. Временами Дэвидом овладевала меланхолия и на аудиторию спускалась тягостная тишина, в которой слабым, едва слышном эхом резонировал голос педагога. С нашим появлением ситуация резко изменилась. Мы с энтузиазмом подхватывали вялые заношенные шутки Дэвида и возвращали их ему, придав изрядный заряд сарказма. Шутки взрывались у Дэвида прямо в руках, обдавая его с ног до головы фейерверком двусмысленных подтекстов. Обескураженный учитель пытался сердиться, явно искал повода для ссоры, и последующего изгнания нас из тихого китайского рая. Но все его усилия были тщетны. На грубость мы не велись, колкости опускали, на пылкие реплики отвечали улыбкой.
Спустя пару месяцев Дэвид сдался. Постепенно он начал получать удовольствие от свободной манеры взаимного обмена репликами, который часто переходил в обширную дискуссию, где у каждого присутствующего в аудитории слушателя была возможность высказать свое мнение. Дискуссии, как правило, выходили очень далеко за рамки урока, что может быть вредило плану занятий, но здорово способствовало языковой практике. Китайцы наконец заговорили. Занятия у Дэвида стали набирать популярность. Вскоре в группу влилось еще несколько любящих поговорить русских, пара вьетнамцев, чилийцев,