сестра Теодорина в рекреационном[4] зале – все они могли безнаказанно награждать его ударами линейки: он только смеялся над этим. Проказник в сто раз больше боялся нахмуренных бровей сестры Перпетуи.
Обескураженный Жильбер продолжал стоять на одном месте. Но вдруг лукавая улыбка озарила его лицо. Он пошел по саду, направляясь к одному мальчику, постарше его, который был занят собиранием желтых листьев под большим платаном.
– Жан Миньо! – сказал он.
– Чего тебе?
Это был худой белокурый мальчик, слишком большой для своего возраста. Он радостно вскрикнул, увидев, что Жильбер, не говоря ни слова, протягивает ему оставшийся от завтрака кусок хлеба с маслом, и с жадностью принялся его есть. Тощий и хилый, Жан был постоянно голоден, за обедом маленькие порции не могли насытить его, и Жильбер нередко лишал себя куска хлеба ради товарища.
– А еще у тебя нет? – спросил Миньо.
– Ни крошки. Но если хочешь, я всегда буду отдавать тебе свой хлеб от завтрака.
– Конечно, хочу!
– На одном условии…
– Говори скорее! Чего ты хочешь?
– Ты мне одолжишь азбуку… Я свою изорвал. А еще ты будешь говорить мне все, о чем я ни спрошу…
– Хорошо, – тут же согласился вечно голодный мальчик.
Прошло две недели. За это время Жильбер, сильно изменившийся, не заслужил ни одного наказания. В классе он целыми часами не поднимал головы от азбуки, во время перемен он не расставался с Миньо и вместе с ним рисовал на песке буквы заостренными палочками. При встречах с сестрой Перпетуей он преувеличенно почтительно раскланивался с ней, делая это с таким вызывающим видом, что в душе доброй монахини закипал гнев.
– Извольте видеть, он не хочет покориться! – восклицала она в разговорах с другими сестрами, но по-прежнему делала вид, что не замечает Жильбера.
Но однажды в саду, когда мальчик чуть не толкнул ее, задорно отвешивая свой поклон, она не выдержала:
– Жильбер!
Этот крик вырвался у нее почти невольно. Огонек торжества зажегся в глазах Жильбера, и сестра Перпетуя поняла его игру. «Ах, негодник!» – подумала она.
Своим поведением мальчик твердо решил заставить ее вернуться к своей угрозе «заняться» им когда-нибудь. Но, к счастью, монахиня вовремя заметила это. Нет, чего бы это ей ни стоило, она не изменит своего решения! И холодным, равнодушным тоном она сказала:
– Я забыла у себя на столе молитвенник… Принесите мне его.
Холодное обращение на «вы» не погасило радости Жильбера. Он ушел и через несколько минут вернулся с книгой в руках, которую и подал сестре Перпетуе.
Монахиня раскрыла ее. Между страницами лежал листок с несколькими строчками, написанными криво, нетвердой рукой, однако, довольно разборчиво: «Сестра Перпетуя, я не осел. И я вас очень люблю».
– Вот шалун! – не могла не воскликнуть смягченная монахиня.
И пока Жильбер заливался счастливым, радостным смехом, сестра Перпетуя трепала его за ухо,