раз упирался в их нелепость.
Однажды к ночи ветер разогнал облака, и Тимар, выглянув из окна каюты, увидел на горизонте с запада молодой месяц.
«Красный полумесяц».
Ярко блистающий серп касался поверхности Дуная.
Тимару почудилось, будто месяц и вправду такой, каким его принято изображать в календарях: напоминает человечий профиль, а растянутый в ухмылке рот словно говорит что-то.
Только ведь речи луны не всегда понятны: чужд нам этот язык. Вот лунатики его понимают и подчиняются ему, однако, пробудясь ото сна, и они забывают все, что им говорили.
Тимар словно бы получил ответы на свои вопросы. На который же из них: на подсказанный биением сердца или на свои математические выкладки? Похоже, на тот и на другой, вот только расшифровать эти ответы пока не удается.
Красный полумесяц медленно погружался в воды Дуная, и лунная дорожка добегала по волнам до корабельного носа, словно говоря Тимару: неужто не понимаешь? Наконец и верхний край рожка скрылся под водою, посулив, однако, на прощание: вот вернусь завтра, и тогда ты все уразумеешь.
Рулевой полагал, что надобно использовать ясную погоду и двигаться вперед даже после заката солнца. Алмаш путники уже миновали, и до Комарома было рукой подать. Дунай в этих местах он знал как свои пять пальцев, так что мог провести судно хоть с закрытыми глазами. Вплоть до дёрского рукава Дуная плаванье тут совершенно безопасно.
Однако когда «Святая Варвара» подплыла к Фюзитэ, под водой вдруг раздался слабый треск, но при звуке его рулевой в ужасе заорал погонщикам: «Стой!»
Тимар тоже побледнел и замер на мгновение: на лице его впервые за все время путешествия отразился страх.
– На топляк наскочили! – закричал он рулевому.
Рулевой, рослый детина, потеряв голову от страха, бросил руль и, плача как ребенок, побежал по палубе к каюте.
– На топляк наскочили!
С кораблем произошла именно эта беда. Дунай, разливаясь, подмывает берега, а вырванные огромные деревья увлекает своим течением: приставшая к корням земля затягивает деревья под воду, и стоит только идущему вверх по реке груженому судну налететь на комель затонувшего дерева, дырка в днище, считай, обеспечена.
От скал и мелей рулевой может спасти свой корабль; но против подстерегающего под водой топляка бессильны все лоцманские умения, опыт, сноровка: большинство дунайских судов гибнет именно из-за таких скрытых в глубине бревен.
– Нам крышка! – в один голос закричали рулевой и корабельщики и, повскакав с мест, кинулись спасать свой скарб – узлы да сундучки – в шлюпку.
Судно развернулось поперек течения и начало погружаться носом в воду. О спасении его и помышлять не приходилось – куда там! Оно битком набито мешками, и пока их перетаскаешь к пробоине, чтобы закрыть течь, десять раз на дно отправишься.
Тимар рывком распахнул дверцу в каюту Тимеи.
– Барышня, одевайтесь побыстрее да прихватите с собой