Ты на коленях. Голова прижата к полу. Рот заклеен скотчем. Балконная дверь открыта, ты дрожишь. Кожей по коже, удар за ударом; удар за ударом, пока не устанет рука. Ты пытаешься повернуться на бок, но я просто наступаю тебе на спину. Стоп. Не шевелись. Я не закончил. Ты чувствуешь, сколько обиды в моих ударах. Сколько злости. И тебе нужна эта боль, принимая ее, мою, ты успокаиваешь то, что целые годы било тебя изнутри. «Я не люблю тебя», – и снова удар. На этот раз последний. Поднимаю тебя за волосы. Срываю скотч. Вскрик. И тишина. Нарушаемая только тяжелым дыханием, пропитанным слезами и тихим: «Еще». А потом. Много позже. Обнимать тебя сзади, такую уютную, ласково спящую, улыбающуюся во сне. Обнимать тебя и понимать, что утром ты исчезнешь, сбежишь от меня к своей полноценной жизни. Тихонько целовать тебя в шею, нашептывая: «Приятных снов, моя маленькая С.» Я знаю, скоро это закончится. Прекрасное, повторенное многократно, потеряет, в конечном итоге, свою пьянящую красоту, превращаясь в похмелье ненавистного «обычно». И если это я придумал тебя, этого я, как автор, допустить не могу.
Мы ненадолго. Но какое теперь это имеет значение, когда мы оба сделали первый шаг навстречу друг другу. Теперь, когда в прежней истории точки над «ё» почти расставлены, и моя С. – единственное, что не дает мне сойти с ума, наслаждаясь приятной ночью, – можно даже осмелиться помечтать про «И жили они долго и счастливо».
– Как скучно.
Смолкин отложил в сторону книгу, и зеркальный потолок отразил черный прямоугольник ее обложки с надписью: "Лучшие сказки всех времен и всех стран". Олег посмотрел за окно, потом перевел взгляд на сидящего напротив доктора.
– Сказки? Это же скука смертная. Зачем я должен был это читать?
Доктор в кресле только улыбнулся. Это был мужчина лет пятидесяти, с загорелым красивым лицом и густой черной шевелюрой без единого седого волоса. Если бы доктор мог видеть, он, наверное, делал бы сейчас какие-нибудь пометки в блокноте или выискивал нужную в этот момент информацию в телефоне. Но Олег Смолкин знал, что доктор Кровин слеп, поэтому он носит черные очки, ходит с тросточкой, а вместо блокнота использует цифровой диктофон.
Эльдар Кровин был давним другом его покойного отца. Он владел частной психиатрической клиникой, расположенной в исторической части города, среди красивых домов XIX века из выцветшего красного кирпича. Внешне его клиника мало чем отличалась от бывших зданий купеческой библиотеки и женской гимназии, в которых потом располагались, соответственно, Первая Городская Народная Библиотека и местное отделение НКВД. Сейчас эти здания пустовали, уставившись пустыми глазницами оконных проемов на узкие улочки, обрамленные кедрами и кипарисами, змейками убегающие сквозь новостройки к самому Черному морю.
Одной из таких новостроек была и частная клиника доктора Кровина. От аляповатой безвкусицы пластикового сайдинга новых домов ее выгодно отличало то, что видом своим она никак не нарушала архитектурный ансамбль этой части города,