Она торчала из металла, словно ростральная фигура, – женщина в белом кружевном платье, темные волосы стянуты на затылке, а над ухом к прическе приколот какой-то белый цветочек.
– Наконец-то мы одни, – произнесла она. Ослепительно улыбнулась. – Нам потребуется ваша помощь.
Майк вскочил и попятился к самым перилам, стараясь не заорать. Вдохнул – как заскулил.
4. Злоключения Мятного
Притулившись между Кастро и Хэйтом, совсем рядом с перекрестком Ноэ и Рыночной затаилась “Свежая музыка”. За прилавком стоял сам владелец – семь футов и двести семьдесят пять фунтов жилистой боли сердечной, одноименный мистер Свеж. Мятник Свеж. Во мшисто-зеленых льняных штанах и парадной белой рубашке, рукава на предплечьях подкатаны. Череп брит и сверкал, словно полированный грецкий орех; глаза сияли золотом; а вот незапаренности, которая прежде всегда присутствовала, теперь недоставало.
Мятник держал конверт альбома Колтрейна “Мои любимые вещи”[5] за края и всматривался в лицо Трейна, ища в нем подсказок, куда могла схилять незапаренность. За спиной у него сам виниловый диск вращался на механизированной алюминиевой вертушке, походившей на марсоход и весившей как супермодель. Он надеялся, что ноты вернут его в данный миг – из прошлого или будущего, из тревоги или сожалений, но “Летняя пора” Гершвина[6] заскользила по диску следующей, и он просто осознал, что не сумеет принять то будущее прошлое, какое вызовет эта мелодия.
Он рыдал ей в голосовую почту.
Трейн что, действительно взглянул на него с конверта пластинки, опустил сопрано-саксофон и сказал: “Жалкая это срань какая-то, ты же сам знаешь, правда?” Ведь мог бы.
Свеж поставил конверт на пластиковую стойку “Сейчас играет” и как раз делал шаг назад, чтобы поднять тонарм, – и тут заметил, что мимо витрины по улице мелькнул профиль остролицего латиноса. Инспектор Ривера. Умереть не встать – Ривера к нему в лавку зашел. Слишком круто. В последний раз, когда он разговаривал с Риверой, Преисподняя явила себя городу в виде кошмарных тварей и хаос едва не одолел весь известный мир, но то было в прошлом, а сейчас – умереть не встать.
Когда Ривера переступил порог, Свеж нагнал на себя холоду. И далее…
– Ох черт, да ни за что! Тащите свою задницу вон отсюда.
– Мистер Свеж, – кивнув, произнес Ривера. – Думаю, мне потребуется ваша помощь.
– Я не работаю на полицию, – ответил Свеж. – Я уже двадцать лет безопасностью не занимаюсь[7].
– Я больше не полиция. У меня книжный магазин на Русском холме.
– Книгами я тоже не торгую.
– Но по-прежнему продаете сосуды души, не так ли? – Ривера повел подбородком в сторону запертой пуленепробиваемой витрины, где виднелась случайная с виду подборка пластинок, компакт-дисков, кассет – и лежала даже парочка старых восковых цилиндров.
На глаз Мятника Свежа, все предметы в этом шкафу тлели тускло-красным огнем, как будто их нагрели в печи: так проявлялись человечьи души, в них заключенные, – но для всех остальных, кроме Торговцев Смертью, они смотрелись