полуночи на одной из окраинных улиц он замечает сутуленькую семенящую фигурку, и в голове его рождается злобная и забавная мыслишка. Поглядев по сторонам и убедившись, что других прохожих нет, заезжает на тротуар. Потушив фары, настигает мужичка, снова включает ближний свет и бампером джипа легонько толкает человечка. «Сейчас побегаешь, крыска», – цедит сквозь зубы, гоня убогого мужичонку впереди себя…
… Подгонявшие его толчки прекращаются; громада джипа проносится мимо. Ноги Муси мелко дрожат. Ему и обидно, и горько, и остатки гордости болят в нем. И в то же время ощущение счастья – жив! – пронизывает его от макушки до пят. Теперь он спешит изо всех сил, стараясь слиться с мраком, исчезнуть, раствориться…
И успокаивается лишь тогда, когда вахтерша, беззлобно ворча, отворяет дверь, и он оказывается в привычном, пустом, тускло озаренном вестибюле общежития. В преддверии рая. Рай – это его комнатка, где можно укрыться с головой теплым одеялом, повернуться на бок и тотчас нырнуть в сон, чтобы утром проснуться и увидеть свою руку, мокрую от сонной слюны.
Поднявшись на второй этаж, Муся отворяет дверь, и электрический свет из коридора на миг озаряет его холостяцкое жилье: две кровати, стол, стулья, тумбочки, холодильник, телевизор.
Веня, сосед по комнате, спит, всхрапывая, уткнувшись носом в стену.
Муся раздевается, аккуратно на ощупь развешивает одежду, ложится на свою кровать, заворачивается с головой в одеяло – и вдруг плачет навзрыд.
– Эй, кто еще там? – раздается встревоженный голос очнувшегося Вени. – Муська, ты, что ли?.. Ты чего?
Муся под одеялом корчится от рыданий и не отвечает.
* * *
Королек
В полвторого паркую «копейку» возле дома, в котором проживает Юля. Здание девятиэтажное, кирпичное, с белыми вставками, возведенное в конце прошлого века для нарождающейся российской буржуазии: мелких бандитов, торговцев и т. д. Архитектура примитивная, но с претензией на элитарность. Неподалеку – главный вход в ЦПКиО, смастаченный в жизнеутверждающем духе сталинской эпохи.
Вестибюль просторный и чистый – прямая противоположность подъезду моего теперешнего дома. Почтовые ящики как новенькие. Лифт бесшумный и аккуратненький. Двери – одна в одну – дорогие и солидные.
Дочка Стеллы явно не в стиле здания.
Длинная, худая, черноволосая. Лицо, возможно, красивое, а, возможно, и нет – не понять. Ощущение штамповки, будто где-то уже видал тысячу раз, только не припомнишь, где: на улице, в забегаловке или в магазине? А глаза необычные: безжизненные, как у Коня. Только у того от алкоголя, а у этой от наркоты. Движения замедленные и вялые.
В квартиру впускает неохотно. Вхожу – и попадаю в звенящую пустоту и бесхозность. Точно отсюда выезжают или только что въехали. Когда иду по паркету, кажется, что вот-вот раздастся гулкое эхо моих шагов.
Парадокс: мамаша вкалывала ради бабла, мухлевала, подличала, споила партнера по бизнесу, вкладывала деньгу в квартиру, мебель,