выпила стакан кефира смело.
О, туфли – лодки, где же корабли?
Они стоят давно в открытом море
и ждут погоды час, неделю, год.
Увидимся с тобой на мониторе.
Обсудим книги, фильмы и народ.
Друг другу осторожно улыбнемся.
Побудем в тишине и на коне,
поскольку холод на планете – бонза.
Театр – Мане, кинотеатр – Моне.
Стаканы – время, а пространство – блюдца.
А мне твердит от сигареты дым:
поэзия и жизнь пересекутся,
как рельсы под составом грузовым.
* * *
Мне позвонил вчера мой товарищ Василий.
С ним поболтали о кинопремьере солнца,
души свои зажгли, доказали, простили.
Вася перевернул представления горца.
Тот размышлял о дне, даунах и квартирах,
где разлагается общее наше тело.
Вася сказал кафе, пиццу с кинзой и сыром
и процитировал Блока, Дефо и Селу.
После мы вознесли небо с земли и неба.
Вася глотнул вина и закурил Манхэттен.
Я положил ничто на два кусочка хлеба.
Стал до конца, весьма всем на свете заметен.
Впрочем – включил экран, посмотрел на девчонок,
что гоняли попсу и танцевали топлес.
Вася ушел листать кадры из кинопленок.
Я будто вами стал, Винсент, Джулс и Уоллес.
И произнес легко, словно арий и парий:
слушай меня, весь мир, слушай меня, Россия:
проза – это коньяк, пиво – это сценарий,
виски – это стихи, водка – драматургия.
* * *
Абхазия, конечно, мандарин.
Армения, конечно, Цвет граната.
Я масло мажу на холодный блин.
А большего под утро мне не надо.
Ну можно, если честно, вкус вина
почувствовать и ощутить в желудке.
Раскинута российская страна.
Внутри нее танцуют танго утки.
А гуси исполняют телом вальс.
Россия – ты стакан холодной водки
и жареная курица для вас,
Пеле и Клопп в атаке и в обводке.
Пике и Месси за одним столом
в кафе Ван Гог на улице Мадрида.
Я ощущаю слева – в сердце – гром.
Я прочитаю в ночь всего Майн Рида.
И так скажу от имени армян
из глубины любого монитора:
мужчина, твое имя – д'Артаньян,
у коего меж ног – три мушкетера.
* * *
Саратов разделил на части поезд —
их стало и не стало две.
Я подтянул на шортах черный пояс.
Побыл минуту в голове.
Потом спустился в легкие и сердце.
Внимания страна полна
к моим словам одеться и раздеться.
Присохла к языку слюна.
Жару исторг и выпил холод Цельсий,
разинув до предела рот.
О, не переходите, люди, рельсы —
трамвай по ним всегда идет.
* * *
Таблетки выпиваю и порождаю гром.
Плывет вокруг Чикаго пятиэтажный дом.
Он стонет и танцует