да и слава Богу, что слезами не убивалась. Человек ко всякой жизни привыкает, и здесь привыкнешь.
– Не ведаю, ох не ведаю, тетя Аглая, – раздумчиво молвила Марийка. – К матушкиной избе меня тянет. Я как-то в народе слышала и на всю жизнь запомнила: «Родных нет, а по родной стороне сердце ноет».
– Воистину, дочка. И кости по родине плачут… Пойдем, покажу тебе кормовые запасы.
В сусеках, ларях и в глубоком прохладном подполье хранились мука и разные крупы, свекла, морковь и репа, сушеные грибы и моченая брусника, мед в липовой кадушке и горох в берестяных туесках.
– Хозяйничай, дочка.
Дня через три Качура довольно молвил:
– Добрая из тебя получается повариха, Марийка. Даже хлебы выпекла.
Взгляд Данилы был одобрительный и, как показалось девушке, чересчур внимательный и ласковый, но она не придала этому особого значения. Рад – и слава Богу.
А спустя два дня деревня праздновала Ильин день[44], когда пророк лето кончает, жито зажинает. Качура за бражкой и медовухой засиделся с мужиками до полуночи и заявился в избу на большом подгуле. Лег было на лавку, но в глазах вдруг предстало гибкое, ладное тело Марийки. Всепоглощающая, похотливая мысль толкнула его к горнице.
Марийка проснулась от жадных, дрожащих от неистребимой страсти рук хозяина избы. Испуганно вскрикнула, услышав в ответ жаркие слова:
– Не пугайся… Не могу боле терпеть. Хочу голубить тебя…
Марийка всё поняла и стала вырываться.
– Не смей, дядя Качура! Не смей!
Но Данила одной рукой сжимал её упругую грудь, а другой норовил раздвинуть её оголённые ноги. Натужно и хрипло говорил:
– В жёны тебя возьму… Христом Богом клянусь!
Марийка вспомнила, как хотел над ней надругаться боярин Мелентий Коврига, и налилась гневом.
– Не хочу! Уйди!
Она рванулась изо всех сил и выскользнула из рук Качуры. Опрометью, в одной льняной сорочке, выскочила из горенки, в избе нащупала на колке[45] сермягу – и вон на улицу.
Качура опомнился, пошатываясь, вышел на крыльцо и повинно произнес:
– Прости, Марийка. Бес попутал… Где ты?
Но Марийки и след простыл.
Глава 15. Тревожная весть
Хан Менгу-Тимур не терял времени даром. Он разослал своих послов в Литву, Швецию, Данию и Ливонский орден крестоносцев. Грамот с послами не посылал: уж слишком далёк путь из Сарай-Берке до западных стран. Надо ехать через всю Русь, и если одна грамота попадет какому-нибудь русскому князю, то все его старания окажутся под угрозой срыва. Послы должны передать его повеления на словах: «Вы много лет враждуете с Русью и давно грезите овладеть её северо-западными землями. Ваши устремления могут успешно претвориться. Русь хоть и покорена татарами, но Псков, Новгород, Торжок, Полоцк и другие города пытаются выйти из власти Золотой Орды. Накажите эти мятежные города, треть ясыря[46] и добычи отдайте моим баскакам. Хан Менгу-Тимур не будет мешать вашему вторжению. А если вы не воспользуетесь благоприятным