сами! И говорят в домофон таким противно сочувствующим голосом…
– А что такое? – повысила голос Алла.
Глупая курица! Неужели не доходит?!
– Открывай, – просипел он и закрыл глаза.
Их было двое: мужчина и женщина, оба в штатском. Мужчина был примерно его лет, седой, смуглый, хорошо подкачанный. Держался с достоинством.
«Не из лейтенантов», – сделал тут же вывод Егор, все так же не слезая с кресла.
Женщина рядом с ним была молодой.
«Еще нет сорока», – определил Егор машинально.
Черноволосая, зеленоглазая, прекрасно сложена, но надломленная какая-то. Интересно: его бедой или своей?
– Полковник Зайцев, – представился мужик и полез за удостоверением.
– Не надо. – Егор еле разлепил губы, вжался спиной в кресло. – Она… Инга? Ее больше нет?!
– Я сожалею. – Он опустил глаза в пол. – Найдено тело молодой девушки. Наш сотрудник…
Он кивком указал на свою спутницу.
– Наш сотрудник выезжала на место обнаружения. И по фотографии вашей дочери она опознала…
Он замялся, не зная, как продолжить.
– Вам надо проехать с нами на опознание, Егор Игоревич, – вступила она в разговор, лицо ее сделалось мучнисто-бледным. – Вы готовы сделать это прямо сейчас?
Он смотрел на них и не видел. Слышал их голоса и не понимал речи.
Это все?! Все, что осталось от его дочери, – это труп неопознанной девушки? И съездить опознать ее – это все, что он теперь может для нее сделать?!
Влада! Мозг опалило огнем. Как он скажет ее матери о беде?! Как он все это ей преподнесет?! Этим чужим людям рассказывать ему страшные новости достаточно сложно. Он видел, что сложно. А как он скажет своей бывшей жене, что их дочь погибла? Как?!
– Я готов, – все так же сипло произнес он, пытаясь выбраться из кресла. – Буду готов через десять минут, максимум двадцать. Я готов…
Глава 8
Дождь жирными прозрачными червями полз по стеклу. Давно не было! Земля не успела просохнуть после предыдущего ливня, как снова осадки.
Она не любила ненастья. Точнее – она его ненавидела. Монотонность звуков, серость красок, холод и влага. Что в этом хорошего? Именно в такую мерзкую погоду Егор выкинул ее из дома, как старую надоевшую игрушку.
– Поживи одна, – порекомендовал он на прощание.
Он стоял перед ней под дождем в длинной парке с капюшоном – высокий, худой, симпатичный, голубоглазый. Она так любила его глаза. Любила прикасаться к ним губами. Она всего его любила. Всегда! Даже когда он начал изменять ей со странным спортивным интересом. Она любила его всегда. А он взял и выбросил ее из дома, сунув на прощание в руки десять сотенных долларовых бумажек.
– Это тебе на первое время, – проговорил он.
Повернулся и скрылся за воротами. Мягкий чавкающий звук дорогого замка, разделивший ее жизнь на до и после, запомнится ей на всю жизнь. И бешеный стук дождевых капель о тротуарную плитку рядом с ее сапожками, и шорох шин подъехавшего такси. Все это похоронено в памяти под