спросил он, окидывая меня взглядом и приближаясь.
Я совладала с железными мышцами шеи лишь настолько, чтобы одеревенело кивнуть.
Доггер дотронулся до моего лба внутренней стороной запястья, а затем пощупал пульс на моей шее.
– Вы испугались, – сказал он.
– Это был сон.
– А, – произнес он, укрывая меня одеялом. – Со снами это случается. Пожалуйста, ложитесь.
Когда я вытянулась на кровати, Доггер положил подушку мне под ноги.
– Сны, – сказал он, – очень целебная вещь. Весьма полезная.
Должно быть, я посмотрела на него с мольбой в глазах.
– Испуг может быть удивительно целебным, – продолжил он. – Известно, что он исцеляет подагру и снижает жар.
– Подагру? – пробормотала я.
– Неприятная болезнь пожилых джентльменов, любящих вино больше, чем свою печень.
Наверное, я улыбнулась, но внезапно оказалось, что мои веки сделаны из свинца.
Железная шея, свинцовые веки, – подумалось мне. – Я становлюсь сильнее.
И потом я уснула.
8
Когда я открыла глаза, было уже светло, хотя стрелки моего медного будильника сонно показывали половину шестого.
Какая досада! Я проспала свой запланированный полуночный визит в склеп. Теперь мне придется ждать еще двадцать четыре часа, а к тому времени полиция, вероятно…
– Доброе утро, мисс Флавия, – произнес голос рядом со мной, и я чуть не выпрыгнула из своей кожи.
– О! Доггер! Я не знала, что ты здесь. Ты меня напугал.
– Извините. Я не хотел. Полагаю, вы хорошо спали?
По медлительности и неловкости, с которыми он поднялся из кресла рядом с моей кроватью, я поняла, что он просидел тут всю ночь.
– Очень хорошо, спасибо, Доггер. Мне кажется, я вчера перетрудилась.
– И правда, – согласился он. – Но я думаю, что этим утром вам лучше.
– Благодарю, да.
– Через десять минут я буду завтракать чаем и тостами на кухне, если вы пожелаете присоединиться ко мне, – сказал Доггер.
– Ни за что не пропущу! – ответила я, полностью осознавая, какая великая честь это приглашение.
Когда Доггер ушел, я умылась и аккуратно заплела косички, и даже повязала каждую новой белой (в честь Пасхи) ленточкой. После бессонной ночи Доггера меньшее, что я могу сделать, – это прилично выглядеть за завтраком.
Мы сидели на кухне, Доггер и я. Остальные еще не проснулись, а миссис Мюллет придет из деревни только через час.
Между нами повисло то, что Доггер однажды поименовал «общительным молчанием», небольшим отрезком времени, когда никому из нас не особенно хотелось разговаривать.
Единственными звуками, раздававшимися в кухне, были стук ножей, режущих тосты, и тихое гудение серебряного тостера, чьи маленькие красные змейки внутри превращали белые ломтики хлеба в коричневые. Это чудесно, если задуматься: то, как сухой жар раскаленных электрических элементов заставляет сахара в хлебе взаимодействовать с аминокислотами, создавая совершенно