тогда с горя помру или, того хуже, пробег сорву. Давай лучше здесь попрощаемся.
– Алеша, мне нельзя прощаться.
– Да мы аккуратненько…
…Автозаводцы провожают своих товарищей в трудный, долгий поход. Даже при беглом взгляде видно, как разительно изменился облик толпы: люди одеты чисто, справно, даже нарядно. Колышутся флаги стран, участвующих в пробеге. Играет военный оркестр.
Зворыкин пробирается к трибуне, его останавливает инженер Марков. Он выглядит причудливо: на нем клетчатые галифе с кожаным межколеньем для верховой езды, краги и кепи с очками-консервами.
– Или вы берете меня в пробег, – говорит Марков, – или я подаю заявление об уходе.
– В пустыне и так хватает песка, Марков, – небрежно отозвался Зворыкин.
– Вы не научились уважать людей, с которыми работаете, – горько сказал старый инженер.
– Вы думаете?.. Кстати, Махарадзе завел со мной разговор о кандидатуре на пост главного инженера реконструированного завода…
– Ну а вы? – побледнел Марков.
– А я сказал, что главный инженер у нас уже есть.
– Кто же это, позвольте спросить?
– Нудный, вздорный и въедливый старикашка Марков… – И, оставив радостно ошеломленного инженера, Зворыкин прошел на трибуну.
Оглядев знакомые, родные лица, Зворыкин начал тихо, совсем не по-ораторски:
– Ну, что сказать в эти последние минуты?.. Может, лучше просто помолчать, по русскому обычаю. Благодарить нам друг друга незачем. И те, кто уезжают, и те, кто остаются, вкалывали поровну. И там мы тоже все вместе будем. До свидания, товарищи, до встречи. Вернемся и начнем по-современному автомобили строить – по тридцать, сорок штук в месяц!.. – Зворыкин закончил с подъемом, но реакция совсем не та, на которую он рассчитывал.
– Мало! – крикнул из толпы Сухарик.
И вся толпа как взорвалась:
– Мало!..
– Неча было огород городить!..
– Ма-ло!..
– Даешь сто машин!..
– То есть как это – мало? – растерянно произнес Зворыкин. – Нам сверху план спускают.
– А мы встречный двинем! – опять крикнул Сухарик.
И толпа дружно поддержала:
– Даешь встречный!..
– Ну надо же, как зазнались! – сказал Зворыкин улыбающемуся Махарадзе.
Из-за корпуса какого-то грузовика нежно и гордо глядели на него глаза Сани, нарушившей мужнин запрет…
…Парит в небе на недвижных крыльях каюк. Он кажется подвешенным на незримой нити. Ушастый еж выбежал на спекшийся блин такыра, замер, будто к чему-то прислушиваясь, и юркнул прочь. Краем гигантского, покрытого белой солью озера тянется караван машин.
Колесо автомашины прокладывает след по хрупкому соляному покрову, а вдалеке, плавно покачиваясь, тянется цепочка верблюдов.
Палящая жара, всепроникающая песчаная пыль, жажда наложили отпечаток на участников пробега смуглых курчавых итальянцев, французов в беретах,