женщина с загорелым до
кирпичной красноты лицом. Щуря глаза, принялась всматриваться в гостей. «Есть дома кто?» – хотел строго спросить Мутовкин – но вместо этого широко разулыбался, оставил чемоданы и пошёл навстречу.
– Ой, глянь ты! Шурик! – женщина всплеснула руками и, крепко обхватив подошедшего Мутовкина за шею, принялась его расцеловывать. Отпустив главу семьи, переключилась на его сыновей, особо тиская младшего, четырёхлетнего Максимку. – Ой, ты! Внучонки-то, внучонки-то – мужичонки… Господи, хоть руками вас пощупать. А то всё фотографии… Бабка-то вас живьём первый раз и видит-то, миленькие, родненькие… Отец ваш беспутный…– Последней она обняла и дважды расцеловала жену Мутовкина, приговаривая: – Совсем не изменилась, как сто лет назад тебя видела невестой. Всё такая же красавица…
– Тёть, Шур, а где Сашка с Шуркой? – спросил глава семьи продолжавшую причитать и всхлипывать женщину.
– Я те вот дам «тёть Шур»! Матерью зови, гулящий корень… Или что – не заслужила?.. А Шурка с нами не живёт уже. Замуж вышла за одного приезжего паренька. Они в новых домах живут, своей квартирой. Дитё себе уже замесили. А Сашка на мехдворе своём. Где ж ему быть…
По материнской линии шёл Мутовкин от фамилии Бондаревых, по-уличному прозванных «Сашкиными». Какой-то далёкий предок так повелел, или ещё по какой причине, но в каждом поколении Бондаревых, а также в женских ответвлениях этой фамилии, существовала незыблемая традиция крестить детей независимо от их пола Александрами. Мать Мутовкина и её младшая сестра, теперешняя тётя Шура, этой вековой привычке не изменили. Чтобы не было путаниц в повседневном обращении, на каждого Александра заводилась своя интерпретация официального имени: Санька, Шура, Шурик, Алик и тому подобное.
С десяти лет, после смерти матери, рос Шурик Мутовкин в семье тётки с её детьми Шуркой и Сашкой. Отец его в то время ездил по зиме на лесозаготовки в далёкие места. Раз съездил, два съездил, а на третий – в Сосновку не вернулся. От сына не отказывался: деньги присылал, костюмчики-ботиночки на именины. Но по достижении сыном шестнадцати лет пропал неизвестно куда. Может быть, и живёт где по сей день в полном здравии, однако вестей о нём никаких не было, и как-то привыкли считать, что отец Шурика умер в дальних сторонах.
Таким образом, получилось, что по семейному положению Шурик стал считаться круглым сиротой.
По доброте своей и по обещанию покойной сестре тётя Шура считала за тяжкий грех не то чтобы делом – в мыслях отделить своих детей от сиротки-племянника, ущемить, обделить его лаской или подарком. Тот кусок, который на трое не делился, шёл целиком Шурику. Если глаза у Шурика на мокром месте, тётка ночь не спит и племеннику покоя не даёт, допытываясь до причины обиды. Кровные её Сашка и Шурка были на два-четыре года младше племянника, но послабления по своему малолетству не имели, и сами они себе никаких привилегий не требовали, да даже и представить не могли, что может быть иначе.
В сознательном возрасте