квартире родителей. Здесь же стоял темный трехстворчатый шкаф для одежды с полированными дверцами – Верочка усиленно натирала их полиролью, чтобы скрыть почтенный возраст – два стула и черное пианино «Беларусь». Ему не нашлось места в той комнате, что именовалась «залом» и Верочкиной комнатой одновременно, и старый инструмент поселили в родительской спальне. Инструмент, определенно, этому соседству был не рад. За свою долгую жизнь он уже перенес несколько переездов и требовал к себе уважения. Иногда он капризничал, плохо звучал, под него подкладывали деревянные щепки – пол был неровным – вызывали доктора, опытного настройщика. Фортепиано мечтало о большой светлой комнате с сияющим паркетом, настежь открытыми окнами и прозрачными занавесками, движущимися в такт залетающему ветру. Старичку бы понравился круглый, вертящийся на одной ножке стул, но реальность была много скромнее.
Тяга к прекрасному мучала девочку с раннего детства. Она истязала ее душу, заставляла везде видеть недостатки и по мере возможностей их устранять. Прятать, декорировать, облагораживать. Сбитый кусочек старого фортепиано, шрамы, оставленные предыдущими хозяевами, она замазывала черной краской. Дверные поверхности, отказывающиеся блестеть, несмотря на все ее усилия, Верочка полировала вновь и вновь. На фортепиано ставился медный трехрожковый подсвечник, красивая белая салфетка, вышитая крючком еще бабушкой, кукла в национальном латышском костюме, привезенная из летней поездки – и все, композиция готова! Иногда подсвечник уступал место вазе, о которой еще пойдет речь – так Верочка вносила разнообразие в свою экспозицию. Старый журнальный столик перед диваном в зале благодаря композиции из сухоцветов, растущих из старого пня, выглядел намного лучше, правда мама называла его «рухлядью» и грозила вынести на помойку. Верочка видела, как хорошо бы смотрелись на фортепиано сухие ветки вербы с мягкими пушистыми комочками в грубом глиняном горшке. Ему там самое место, а не расписанной золотом синей вазе, но мама безвкусную нелепицу очень любила и настаивала на своем, особенно перед приходом гостей. Часто воспользовавшись маминой забывчивостью и невнимательностью, девочка прятала синюю вазу в шкаф и устраивала свою выставку с глиняным горшком. Если мама замечала отсутствие чешской драгоценности и с угрозой в голосе спрашивала «Ты что? Вазу разбила?!?», Верочка приносила ее из комнаты и временно возвращала на прежнее место жительства. Ну всем же ясно – ей здесь не место! Всем – значит ей.
Чувство прекрасного томило, требовало действий, преобразований в самых скромных уголках их жилища, но как это сделать – Верочка не знала. Их с мамой разделяла бездна. Все, что вызывало мамино восхищение, дочке не нравилось. В их обычной советской квартире «дорого-богато» выглядело нелепо и еще больше подчеркивало скромность всего остального. Родительская спальня по ошибке строителей или по их же гениальной задумке была оснащена аж тремя выходами! Одна дверь уходила на балкон,