видит деревянный домик на детской площадке и летит туда изо всех ног. Там, в избушке на курьих ножках, потеснив оставленные детьми игрушки, она садится на маленькую скамью, обхватывает малыша и говорит тихо, раскачиваясь из стороны в сторону, сквозь рыдания только одно: «Господи, не могу… не могу… за что?». Слезы катятся непрерывным потоком, перед глазами – нелепость всего происходящего и стыд, бешеный стыд, за свой глупый поступок. За себя, нарушившую ожидание, решившую в силу своей наивности, что ей будут рады.
Она не помнила, как добрела до дома, что ответила встревоженным родителям, как провалилась в спасительный сон. Она лежит в спальне родителей на шелковом покрывале цвета летней ночи с ярким птичьим оперением, пьет принесенный мамой чай, ее трясет и очень холодно. Одно одеяло, еще одно, плед, махровый халат, теплые носки… Мама с кем-то говорит по телефону, она раздражается, сердится, повышает голос, потом подходит к Верочке, подносит прохладную ладонь к пылающему жаром лбу, заставляет что-то выпить и уходит, тихо притворив за собой дверь. Сына не слышно… пустота…
Ей причудилось, что дедушка рядом. Ее немногословный дедушка в неизменной шляпе снова ведет ее из школы домой, крепко держит за руку, как это было раньше. Она опять слукавила и выбрала самую длинную дорогу, чтобы прогуляться в чудесный солнечный день, чтобы выпросить у дедушки фруктовое мороженое и зайти в книжный магазин. Нет, ничего покупать она не собиралась – только посмотреть! Книги, которые она очень любила, – дорогие, они – про искусство, нужно ждать дедушкину пенсию. Сегодня она только пролистает их и украдкой уткнется носом в красочные страницы, чтобы вдохнуть этот запах типографской краски, пока дедушка будет выбирать себе газеты. Сначала они идут мимо краеведческого музея, единственного в городе, куда они ходили с классом на выставку к годовщине Великой Победе, потом поднимаются на пригорок, с которого открывается прекрасный вид на целый город и плывущие за ним в серой дымке зеленые поля. И вдруг, когда до книжного магазина было уже близко, они, щурясь от солнца, шли по аллее, а легкий ветерок шевелил листву, меняющую цвет от ярко-зеленого до серебристо-серого, дедушка остановился и, даже глядя ей в лицо, сказал:
– Я люблю тебя больше жизни. Если понадобится – я отдам свою жизнь за тебя. Запомни это, Веруня. Я у тебя есть, и это навсегда.
И она это запомнила. И серебристо-зеленую листву, и солнечный день, и первое в своей жизни признание в любви. И сейчас она видела это так же отчетливо, будто было это вчера. Ветер шевелил ее волосы, дул легкий ветерок, перед глазами зависла знакомая картинка, в которой ее девичье изумление, отозвавшееся на не до конца осознанные слова, смешалось с чудесной панорамой солнечного дня.
Глава 9
Зависть, интрига, естественная конкуренция всегда были могущественными рычагами женской дружбы, но только не в этом случае. Их коллектив был на редкость крепким и слаженным. Как ни ругали девчонки Татьяну Георгиевну, как ни вздрагивали от ее крика, ни жаловались