появлении публика захлебнулась в овациях, раздался гик и свист. «Надо всего лишь один раз как следует обосраться на всю страну, чтобы вызывать такие бурные эмоции, лучше бы они Олега Попова пригласили», – подумал Башмаков и задремал.
Сквозь сон он видел, как на большом экране показывали отснятый заранее материал, где Саша Качергинский вертелся в черном кресле повелителя мира, снимаемый одновременно с разных ракурсов, и что-то быстро-быстро нашептывал как заклинание. Иногда показывали крупным планом лицо и плясавшие изгибистые губы, но разобрать Башмаков ничего не мог. «Пафоса, пафоса-то нагнали», – зевнул он пьяно и снова задрых. Проснулся Башмаков как раз тогда, когда Кочаргинского поздравляла с победой Алика Смехова, дочь советского Атоса, и Сашка шептал ей на ухо какие-то, конечно, глупости, как решил Башмаков; и Смехова, конечно, смеялась, закатив к потолку свои красивые папины глазки.
Наконец, официальная часть закончилась, все перешли в обширный буфет. Толпа голодной творческо-одаренной молодежи, ринувшись с лестниц врассыпную, в миг обложила собой все столы с закусками и брала уже приступом барменов, не успевавших разливать по стаканам пойло, выбор которого был не велик, но меток: два вида сухого вина, белое и красное, и неплохая водка «Смирнофф» (реплика водки с одноименным названием из 90-х). Стоял дикий гик, как будто Пахом снова сделал свое главное дело. Одни проталкивались за выпивкой, другие возвращались с оной обратно, пытаясь не разлить, или пили прямо на ходу. Вино текло по ртам, плескалась водка, штука была в том, что столы с закуской стояли на приличном расстоянии от столов, где разливали пойло, в этом, видимо, был организаторский расчет и умысел, чтоб хоть как-то усложнить литературному стаду задачу нажраться в полчаса.
Башмаков, почувствовав колоссальные различия между пиршеством банкиров и молодых литераторов, смотрел на все происходящее с брезгливостью и пренебрежением, хотя и он не без трепета пробирался к барной стойке, опасаясь, что и водка так же быстро закончится, как вино. Решив, что он самый умный, Башмаков запросил сразу бутылку, чтоб не мелочиться и не бегать туда-сюда; но получив вежливый отказ, набрал побольше стопок в растопыренные пальцы одной руки, а второй взял стакан из-под сока, в который ему благосклонно налили водки. Вернувшись к столам с закуской, он обратил было внимание на вышедшего уже Кочаргинского, увешенного какой-то одной радостной и не совсем трезвой женщиной, но в этот момент его схватила за задницу поэтесса Светка Серебрянская, давно имеющая на нее виды. «Попался!» – взвизгнула она, и Башмакову ничего не оставалось, как тут же угостить ее рюмкой водки и запихать ей в рот виноградину, вымазанную майонезом. Литераторы небрежно обращались с угощениями, среди которых, надо отметить, закуска была вся понятная и знакомая, никаких тебе устриц или фуагра.
Вскоре Башмаков воспользовался тем, что Светку совсем развезло и скинув ее на руки знакомого поэта, прибился к столику с неизвестными дамами и одним знакомым, но тоже неизвестным