что надо на собственной жизни запустить движок и рвануть в автономное плавание. И пусть твой катер помчится в свободном маршруте по гребням волн.
Через полтора года службы послал рапорт по команде и письмо родителям. С одинаковым обоснованием нежелания делать военно-морскую карьеру.
Первыми всполошились родители. Отец, как потом прояснилось, подсуетился через своих фронтовых друзей, нашёл связи в нужных кадровых службах, и на рапорте об отставке была наложена резолюция о переводе на Черноморский флот. Папашка, видать, так и подумал, что взбрыкнул от рутины его сынок-фантазёр, а перемена обстановки изменит его капризное решение.
А что изменит? Какую обстановку? На балтийском флоте пьют спирт, на курортном черноморском – крымский портвейн и кавказскую чачу… А пираты пили ром.
И в тот раз свой личный катер, катер своей судьбы не вышел в свободное плавание. Ещё два года протерпел. Но потом совсем стало невмоготу, словно девушке, выданной замуж за постылого. «Ох, – сказала Катерина, стоя ночью у обрыва. – Отчего же я не птица. Что ль, пойти и утопиться…»
3.
Отец телеграммой проклял сына. Телеграмма пришла, когда уже подходила к завершению процедура увольнения. По обстоятельствам, сопутствующим увольнению при общей государственной политики сокращения вооруженных сил, обошлось без угроз кадровиков «испортить дезертиру биографию».
Зимой во флотской шинели без погон, чёрной вороной с общипанным хвостом, предстал он на заснеженном крыльце перед открывшей дверь матерью. Родители уже жили в Москве. Отцу после демобилизации осталась его служебная жилплощадь – квартира с отдельным входом в дощатом бараке с насыпными стенами в районе Марьина Роща. В двухкомнатной квартире сыну выделили освобождённую от разной рухляди кладовку, в которой не было окон. И лампочку провели через провод временной конструкции.
Отец долго поглядывал на сына как на выродка в семье.
– И по какой штатской стезе намерен теперь выполнять свой гражданский долг? – спросил он в первый день за семейным ужином.
Ещё до демобилизации стоял такой вопрос – по какой стезе? Почему-то остановил свой выбор – пойти в уголовный розыск. Независимо, в столице или в провинции. Такое стремление возникло из каких-то базовых свойств характера, которые, по всей вероятности, и сформировались из разных случайностей на жизненном пути: из прочитанных книжек, из компании друзей, из разговоров нетрезвых мужиков в их искренней злобе на несправедливость в окружающей бытности. Много что слепилось в один комок, из которого потом проклюнулся росток дерева судьбы. Желалось, чтобы это дерево выросло сосной корабельной, а не берёзкой, искривлённой в угоду преобладающему направлению ветра. Вот этого в подсознательной подспудности хотелось. Это хотение зрело и искало практического выражения. Конечно, адмиральских кортиков, посыпанных бриллиантовой крошкой, на той службе не заслужишь. Скорее всего – даже наоборот: разбор человеческим