я рад за них. Я полагаю, вы у них не один такой?
– Полагаю, что да.
– И все в том же положении, что и вы?
– Думаю, да.
– Но если все начнут давать интервью, может получиться разнобой в показаниях, и тогда люди не поверят!
– О других ничего сказать не могу, а у меня санкция. Так что спрашивайте, не стесняйтесь.
– Ну, хорошо. Тогда для начала уточните, пожалуйста, в чем суть эксперимента, в котором вы участвуете.
– Как я вам уже говорил речь идет о попытке превращения земного человека в существо более высокого порядка, – торжественно начал Сергей Сергеич. – Пришельцы считают, что существующий генотип не имеет перспектив ввиду скудности его стратегических целей. Он удручающе прост, сладострастен, до упоения агрессивен, словом, настоящее чудовище. С его основательной и болезненной склонностью к разрушению в Космосе ему не место. Нынешний человек нуждается в метаморфозе…
– Я, конечно, могу осторожно согласиться с определенной ограниченностью наших земных целей… – мягко вступился за человечество Шмаков.
– Разве это цели? – скривился собеседник. – Человечество не ставит себе других целей, кроме потребительских, которые в отличие от целей животного мира далеко превосходят их губительным размахом. В то же время, зная это, люди не способны изменить свое поведение. В этом и есть приговор.
– Допустим. Но, возможно, человечество само одумается в нужную сторону, когда для этого возникнут условия – например, оскудеют земные запасы, ухудшится климат…
– Пустые надежды. Когда это случится, будет поздно. Да и, честно говоря, вам не дадут до этого дойти. И не потому, что помогут, а потому что пустят по миру, в смысле – в расход. Космос – это вам не богадельня. Скажите спасибо, что нашлись добрые существа, которые хотят предотвратить вашу гибель таким бесславным образом!
И Сергей Сергеич постучал себя кулачком в грудь, словно требовал у двери, чтобы ему открыли. Что и говорить, в его словах был определенный толк. Вещал он уверено и жестко, хоть и с легким оттенком усталости, как человек, который твердит одно и тоже много раз и которому это вот-вот надоест. Только чтобы превратить его слова в правду не хватало самой малости – живого пришельца.
– И вы уже знаете, в кого превратитесь?
– Я знаю, кто я есть сейчас – мохнатая гусеница с ущербным геномом, обреченная на вымирание. Если опыт удастся – возможно, я стану бабочкой.
– То есть, опыт может и не удаться?
– Может, но вам лучше молиться, чтобы он удался. Иначе как можно жить в мире, где люди гордятся тем, что они убийцы!
– Вы правы, без людей у нас порой скушно, с людьми часто страшно.
– Ну, слава богу, хоть здесь вы меня понимаете!
– С другой стороны, если опыт удастся – все мы однажды из гусениц превратимся в бабочек?
– Да, так задумано…
– А как же быть с духовными ценностями, которые потеряют свое значение, как быть с искусством, которое одно только и держит нас на плаву?
– Вопрос